Опять пурга, опять зима Придёт, метелями звеня. Уйти в бега, сойти с ума Теперь уж поздно для меня. (с) Городницкий
Галактика по имени Капелька
Название: Трилогия "Галактика по имени Капелька"
Автор: Чертополох** акка Катарсис, Stakkars
Фендом: Голубятня на Желтой Поляне, Парень из Преисподней.
Пейринги: Ярослав Игоревич Родин/Сказочница Катарсис, намеки на Игнатик/Мэлл (ОФС)
Жанр: дженистый гет
Рейтинг: фиг вам
Дисклеймер: Владислав Петрович, Борис Натанович, не косысти ради, а в знак огромной любви и уважения. Не притендую на Гиганду. Курсивом выделена выдержка из "Лето кончится не скоро" ВПК
Благодарности: всем, кто держал кулачки за Мэлл и Бедняжке с Айсором.
Примечания: Мэлл теоретически не моя, и тем не менее моя - была изъята у другого автора по причине жестокого с ней обращения.
ПрологДевочка бежала через джунгли, спасалась, но силы покидали несчастную беглянку. Она знала, что если она сейчас остановится, если позволит себе передышку, то ей не жить. По-любому не жить – убьют или изнасилуют. Если убьют – не жить, если изнасилуют – тоже не жить, потому, что это будет уже не жизнь. Несчастная хорошо помнила, что в ту ночь, когда наемники сожгли ёё деревню, вела отряд серая расплывчатая тень. Пусто-серая тень. Тень просто так, непонятно для каких своих целей отдала тринадцатилетнюю девочку на растерзание матерым головорезам. Отдала. Даже не называя ёё имени. А ведь её звали Мэлл… Звук медной монеты, падающей на стекло, звук дождевой капли, упавшей в озеро. Мэлллллл… Просто Мэлл тринадцати с половиной лет от роду…
- Через час ёё поймают, изнасилуют и убьют – грустно сказал Максим Белой, Юрику и Тику – там будет прогрессор. С ними. Но он их не остановит – у них принцип невмешательства…
- Массаракш, она даже младше Данки! - не выдержала Катарсис.
- Мы им сейчас покажем «невмешательство»! – процедил сквозь зубы Юрки, а Катарсис горестно подумала, что у нее есть всего час. Всего час и трое ребят, детей по сути… Но она же Сказочница все-таки, а если удастся заполучить девочку, то их будет пять, а значит, они будут неуязвимы.
- Игнатик, ты можешь сейчас очень сильно пожелать ей спастись. Очень-очень?
- Могу… я могу пожелать ей найти Храм Матери, который спрячет ее от этих уродов – сказал мальчик.
- Это Храм Девы Тысячи Сердец – кивнула головой Катарсис – и вот что, Тик… Я хочу, чтобы ты знал – у нас с тобой один и тот же Дар. Многие считают его проклятием, но это ведь не так. Тик! Я очень сильно захотела любить в тот вечер, очень. Я собрала букет полевых цветов, чтоб Яр наконец-то нашёл меня. Мы оба умеем оживлять свои фантазии, точнее мы сначала любим, а потом уже оживляем. Нам предстоит сейчас нелегкая борьба, и у нас всего час. А потому знай – МОЁ ИМЯ ЕКАТЕРИНА. КАТЯ. Так звучит моё Истинное Имя, Тик. Ты Сказочник, как и я…
- Я ОЧЕНЬ хочу найти ёё в Храме – сказал Тик – я хочу видеть ёё в Храме. Я хочу видеть ёё, я хочу узнать Мэлл! Я придумаю для неё место, куда она спрячется.
… Спасена! Надолго ли? Вокруг сейчас скрипнет дверь подвала, и войдёт кто-то из ёё преследователей? Вдруг они заложат взрывчатку – просто так, для «зачистки», вдруг… да мало ли этих «вдруг», змеиное молоко! Но у Девы на фресках были кроткие и добрые глаза. Все будет хорошо! Все обязательно будет хорошо!
В подвале Храма-Крепости Девы было темно, но сухо и тепло – камни нагрелись под солнцем, голоса мучителей эхом метались среди голых полуразрушенных стен, кирпичных зубцов, ниш, тяжёлых цепей и старых скрипучих бойниц. Мелл знала, что тут куча переходов, коридоров и тайников, но если все-таки взрывчатка, то ей ничего не поможет..
Раздался шорох, Мэлл вскинулась, как дикий, готовый терзать зубами зверёк, но навстречу ей в подземелье Храма, пропахшего травой и влажным кирпичом, держа руки вперед, вошла молодая женщина. Женщина была красива, а когда она вскинула голову, то стала похожа на Деву с изображений на стене. Рядом с нею находилось несколько ребят примерно ёё возраста, все очень интересные – черноволосый мальчик, натянутый как струна с взлохмаченными волосами и резкими глазами, второй – более мягкий и какой-то более беззащитный, чем его товарищ, с красивыми серыми глазами и волосами странного цвета, вроде бы русыми, но с непонятной рыжиной на концах, и третий – он показался Мэлл знакомым, из ёё снов. Вроде бы ничего красивого – белобрысый, с оттопыренными ушами, с царапиной на носу, но всё равно из ёё снов. Самый младший из них (и самый симпатичный) подошел к Мэлл и сказал:
- Никто, ты слышишь, никто не посмеет тебя обидеть! С нами Сказочница, она хоть и взрослая, но она – наш друг. А если нас стало пятеро – четверо и одна – нам никто не страшен!
Ребята окружили девочку. Дети вообще быстро находят слова и общий язык независимо от планеты, и вскоре Мэлл перестала сходить с ума от страха. Ей стал не страшно. Просто не страшно. Катарсис же, словно унюхав то, что не дано почувствовать больше никому, подошла к детям.
- Встанем в круг. Ребята – предложила она – встанем и пожелаем очень-очень сильно, чтобы нас не нашли… Дева нас убережёт.
И она уберегла, уберегла гигандийскую девочку и ребят из других миров вместе с взрослой, которая за них отвечает – несколько минут назад отряд чётко видел строение, затерянное среди джунглей, и предположил даже, что беглянка там, а теперь от развалин не осталась и следа. Миражом, зрительной галлюцинацией убежала крепость от наёмников.
- Я знаю, чьих это рук дело – простонала Катарсис – здесь помимо меня и Тика есть Та, кто велит. Это она велела этим нелюдям преследовать Мэлл – девочка ей живой не нужна. Значит так, слушать мою команду – я и Юрик отправляемся на разведку, чтоб найти ёё о попросить по-хорошему покинуть Гиганду, Макс и Игнатик остаются стеречь девочку. Вопросы?
- Есть вопрос – Максим вышел вперед – отчего он, а не я?
Мальчик почесал затылок двумя пятернями, как и отец, в его глазах рисовался немой вопрос: отчего не он. Ведь его, его, а не Юрика, создала сама Белая! Она его создала, она подарила его отцу с матерью, а теперь, полюбив другого, берет его сына на опасное задание, а Макса оставляет с какой-то девчонкой!
- Отчего он, а не я, Белая?! Отчего он, массаракш?
- Оттого, что у тебя сестра маленькая есть – объяснил Юрик - и Лада считает, что тут, рядом с Мэлл, ты принесёшь намного больше пользы. Если ты, Гаал, вообще надумал обсуждать приказы! Я, наверно, чуть побольше тебя ненавижу всякую заразу, поганящую Миры.
«Да что ты, массаракш, знаешь о моей ненависти?!» – подумал Макс, вспоминая серую тень без лица возле кровати дяди и тёти, и себя – восьмилетнего малька, который выстрелил бы… Точно выстрелил.
- К…Лада, ты не беспокойся – отметил Тик – всё будет хорошо, мы с Максом убережём Мэлл. У меня бормотунчик есть. И я свечу тебе зажечь смогу.
- А что это такое - бормотунчик? – с живым интересом спросила Мэлл, позабыв на минутку о своем ужасе.
Тик таинственно улыбнулся и извлек из заплечного рюкзака странного круглого человечка, который был сделан из мешочка с проволочными ручками и ножками.
Человечка повесили на цепь, после чего он несколько раз дёрнулся и стал раскачиваться. Девочка метнулась в сторону, мальчишки и Катарсис весело рассмеялись.
- Рассказать тебе Сказочку, девочка? – прозвучал механический голос – о чём тебе рассказать? О том, как юный князь Юр-Танга посадил на коня юную Странницу по Мирам, решив в скором будущем повести ёё под венец в шёлковой понёве и золотых и серебряных гривнах и сделать госпожой Юр-Танка-Пала? Или о молодой девушке по имени Техану?Техану была дочкой одной из бродяг, к ней они относились, как к зверьку какому-нибудь, а однажды с ней случилось то же, что может произойти с тобой, только потом ее еще и в костер сунули. Но ее нашла и спасла мудрая женщина, вырастила как свою дочь.
- Задай ему любой вопрос – шепнул Тик – он не разрядится…
- Я буду жить? – невнятно спросила Мэлл
- Как ты захочешь – легко ответил бормотунчик – захочешь – будешь, захочешь – нет..
Ребята переглянулись, и только Катарсис переспросила:
- Как нам ёё спасти?
- Пер-реименовать ёё – радостно заявил бормотунчик – узнать ёё имя, и дать другое.
- Меня всю жизнь звали Мэлл… - пожала плечами девочка, но Тик ёё прервал:
- Это понарошку. Мы переименуем тебя в Капельку, а потом ты снова станешь Мэлл.
- Лада – обратилась она вдруг к Сказочнице – пообещай, что ты настоящая. И что ты вернешься… Вы вернетесь.
- Ищите ёё ребята, ищите – Серая Тень держит за плечо Рэрри – она не должна далеко уйти. Если вы ёё не найдёте, не случится переломного момента в жизни Странника и Грега.
Рэрри не видит серой тени у своего плеча. Он воспринимает только ёё слова, как свои мысли. Странник и Грег захотят ёё исцелить, захотят взять с собой, но не смогут… не смогут. Они не имеют права вмешиваться. Грег не Эрик – он не бросится спасать ребенка. Ясное дело, что Грег уже не останется прежним…
-Значит так, гадюка семибатюшная – знакомый голос вывел Серую из ёё глубоких размышлений – мне все равно, останется задница Грега прежней или не останется! Забрала свой зоопарк и свалила с Гиганды! Девочку вы не получите!
Белые! Опять Белые! Сколько с ними ни бороться, а они все приходят и приходя! К горлу Ириды был прижат нож-Аллигатор: незнакомый мальчишка с диким своенравным лицом сработал быстро и чётко
- Речь идёт о выборе между эмоциями и рассудком… И убери своего гадёныша!
- Этот «гадёныш» - мой приёмный сын! Я сказала – быстро забрала отсюда весь свой бордель и свалила, ребёнка вы не получите!
Теперь Ирида видит, КТО эта Белая. Катарсис, а значит так просто она не отделается лёгким испугом. Эту дрянь не берет ни молва, ни хула, ни оскорбления. Она всё равно будет бороться под знаменем Веры, ничего не замечая на своём пути. И ей бесполезно объяснять, что таким образом она раскрывает глубокую натуру Странника, его верность выбранному пути и его непростые отношения с Умником. Белая словно слышим мысли Ириды, кивает, потом произносит:
- Девочку вы не получите – мне всё равно, что от этого зависит, будет Умник сверху или снизу! – продолжала Катарсис, а Юрик продолжал держать лезвие возле шеи Серой - Нет на свете такой идеи, ради которой нужно убивать несовершеннолетнюю… Тебя просто никогда не насиловали. МЕНЯ НАСИЛОВАЛИ, я прошла через этот Ад. Да, такого я не пожелаю никому, но ты просто не знаешь, что это такое. И не зная, не имея представления об этом, ты с радостью выпускаешь в Миры эту заразу. Мечтаешь, чтоб тебя так же изнасиловали? Скучаешь? Выйди в мини-юбке и на шпильках в двенадцать ночи в самый глухой район своего города. По крайней мере, так за свою беспросветную дурь пострадаешь только ты сама. Как назовет Грег по твоей задумке мертвое, разодранное тело ребёнка?
Серая молчала. Катарсис подошла и дала ей в глаз. Не пощёчину, а именно в глаз. По-мужски. Юрик присвистнул и восхищенно произнес:
-Лада, а ты – мужик…
- Я делаю для Миров мужчин – с достоинством произнесла Катарсис – так как назовёт Грег убитую девочку?
- Эээээто… - выдавила Серая – «отнеси…это…»
- Это ты – «Это». А ёё зовут Мэлл! Её зовут МЭЛЛ!!!
- То, что ты творишь, не имеет смысла – хрипела Серая – твоя девчонка – капля в море!
- Имеет – отрезала Катарсис – имеет для Мэлл.
- Что мне теперь делать с наёмниками? – вопрос Серой был скорее риторическим, чем обращённым к Катарсис.
- Что хочешь, хоть сама им отдайся. Но не тут. Сейчас ты заберешь свой балаган и уберешься отсюда. Создай свою планету и твори там что хочешь. Не ты Гиганду создавал. Не тебе и решать судьбу ёё детей. Считаю до трех, потом принимаю более решительные меры – один из моих ребят посильнее нас с тобой вместе взятых будет в плане исправления реальности. Несколько наших строк, и весь твой обезьянник вместе с Грегом и Эриком окажется под руинами того места, куда они полезут за Мэлл. Или еще лучше – тебе придётся объяснять матери девочки, что их дочь была зверски убита для того, чтоб у прогрессора, который не смог остановить ёё убийств, и у его любовника в будущем из-за ёё смерти возникли проблемы в постели. Вон пошла!
- Но я…
- ВОН!!! Вон, массаракш! Сука!
- Всё хорошо, Мэлл – прошептала Катарсис, обнимая девочку – они не вернутся.
- А ты настоящая? – спросила Мэлл с неподдельным интересом, обнимая молодую женщину – а то я боюсь, что и ты, и ребята мне приснились… Макс мне обещал показать свою сестренку на Саракше, Нелли. Я очень люблю маленьких, смешных девочек, таких как его сестра. Но если я вас просто выдумала, то всё это неправда, и я ничего такого не увижу
- Понимаешь, Кать… - сказал потом Тик наедине Катарсис – она, убегая от погони, придумала сама себе Сказку о том, как ёё спасать придёт Дева Тысячи Сердец и воины-рыцари. Мэлл придумала нас, и мы появились. К тому же… Кать, я… - мальчик покраснел – я, кажется, понял, отчего Яр тогда подобрал тебя в чужой Грани на обочине. Но я ему не скажу!
- Про Мэлл?
- Нет, про Мэлл скажу. Скажу, что мы решили переписываться – каждый день писать письма и отправлять самолётики с крыш. Я – с крыши нашей старой церкви. Мэлл – с крыши этого Храма Девы. Я другого отцу не скажу. Не скажу, что ты – Катя, а не Лада.
Часть первая. Сердолики - А поведай-ка мне, солнце мое, что ты у Игнатика просила в каждом письме? Что ты просила ему тебе привезти? «Ладу»? И каждый раз так еще нагло давила на совесть…
- Ладу – легко и весело отвечает мне моя девочка – я просила ему привезти мне Ладу! Потому что ты спасла мне жизнь, Лад, а ведешь себя так, будто меня для тебя не существует! Да ты хоть знаешь, что спасший отвечает за жизнь спасенного… Ты думаешь, что спасла и все, да?
Молчу: Ярик считает, что она права на все двести. Алька ему примерно ту же лекцию на СКДРе прочел. Так то Мэлл в своем праве - имеет все права на свою Ладу.
Любит значит. И не только как спасительницу. Хорошая девчонка. Очень хорошая.
Мы с нею лежим у моря на галечном пляже – купальщиков не особенно много, вода как по мне так прохладная, но очень прозрачная и чистая. Я валяюсь на полотенце, и мне лень вставать и идти в воду. Вместо этого я выбираю из россыпи гальки розовые в белых прожилках камешки. Почему? А без понятия. В женщине должна быть какая-то загадка. Вот и для меня загадка – отчего галечки, которые я выкладываю перед собой, обязательно розовые. Может оттого, что их намного меньше, чем серых с полосами и без полос, а может просто потому, что у меня нынче розово-галечное настроение. Мое черноволосое чудо плюхается рядом со мной, просто проникновенно смотрит мне в глаза, касается руки.
- Лада, это правда?
- Что правда, малыш?
- Что не ты меня создавала? Что меня создала Серая, чтобы потом уничтожить. Будто без моей смерти двое мужиков теперь не договорятся, кто кого сильнее любит и прочая фигня, змеиное молоко…
Признаться честно, сначала я аж подскочила на месте. Кто, вот просто кто, какая сволочь могла наговорить ребенку таких вещей?! Кто-то из бывших так сказать «собственниц» разыскал Мэлл и открыл глаза на то, как все было? Не думаю. Она им и тогда была не сильно-то нужна, теперь – тем более. Я за это даже не волнуюсь. Тогда кто же?
- Кто тебе такое сказал? – хмурю брови.
- Бормотунчик… - девочка краснеет и потупливает взгляд – так это правда?
- Мэлл, конечно же неправда – стараюсь объяснить как можно сдержаннее – конечно неправда. Бормотунчики вечно несут всякую дребедень, иногда – умные вещи, но в основном – дребедень. Капелька, понимаешь в чем дело – тебя создали в самый яркий момент любовного слияния твои родители, папа и мама. Твою планету – Гиганду создали Отцы-Основатели, а то, что за тобой гнались отморозки, не нашедшие себе лучшего применения, чем наемничать – факт, проявление НЕадекватной действительности. А то, что такое вытворяла "нерегулярная армия", наемники на контракте – скотство! Ибо отсутствует трибунал, как таковой…
- То есть если бы все пошло хоть чуть-чуть по другому, то за мою гибель никто даже не понес бы наказания, змеиное молоко?
- «Наказания»? А награду не хочешь? Это называлось «зачисткой», от вас «зачищали территорию». Ты оказалась не в то время не в том месте. Местом стала деревня, где живет твоя тетка. И когда ты убегала, ты посылала в тысячи миров сигнал «NC», или «Новембер Чарли», то есть сигнал бедствия. Это говорит о том, что ты – особенная, Мэлл. Не такая, как все. У меня и у этой Серой один и тот же Дар, вот только… используем мы его по-разному. И на твой призыв о помощи мы пришли обе, но я… я не думала даже, что она сможет так тебе «ответить». Не спасти, не выручить, а отдать поиграть наемникам, чтобы в будущем… Слов нет.
- Понятно – обронила Мэлл как-то слишком беззаботно – Умирать из-за чужой прихоти – вот уж нет: у меня мама с тетей, змеиное молоко, у меня подруги, парусная секция, у меня парень на худой конец!
Тааак, а вот это уже начинаются «цветочки переходного возраста». Нужно ей как можно скорее объяснить все понятия, чтоб потом ни Эшли, ни я. Ни она сама не разводили руками.
- Мэлл, в таких случаях принято говорить «друг». Если речь идет об Тике, то стоит говорить «у меня есть друг». «Мы дружим», а не «мы встречаемся». Встречаются ты с ним начнешь годкам к восемнадцати, не раньше. Если начнешь, конечно. Пока же ничего такого, что является атрибутом взрослых отношений, у вас нет. Я так понимаю, что ты не это имела в виду.
- Да, не это – легко соглашается Мэлл – «этого» с меня за глаза хватило. Да меня до тринадцати лет данный вопрос вообще не интересовал. Помню, когда папа был еще жив, маму в больницу положили, в гинекологию. Мама отчего-то скрыла, где она лежит, и сказала, что проблема у нее в почках. А у нас в школе к тому времени прошло несколько медицинских инструктажей, оттого я все знала и обиделась на маму. Что она скрыла. А после «этого» мать посмотрела на меня и сказала, что я слишком рано повзрослела.
- Ну так тем более тебе ничего от Тика не нужно, кроме прогулок, писем и разговоров. Хватит с тебя тех прикосновений, которые ты еще долго не забудешь. Но знай главное: ты – не сексуальная игрушка, Мэлл. Чем бы ни прикрывались те, кто так решил за тебя.
- А вы с директором Яром долго встречались? – интересуется Капелька уже с интересом.
- Неделю – отвечаю не тая – неделю мы с ним гуляли по Орехову. Ходили в кино и по кафе, цветы-поцелуи, на восьмой день я перебралась к нему в из своей мансарды с вещами, а на десятый мы уже расписались в «Купальском ЗАГСе». А чего тянуть-то, если ты видишь, что хочешь быть именно с этим человеком? «Проверять чувства»? Так они, Капелька, или есть, или их нет. Как можно проверять то, чего нет… «Встречаются» обычно тогда, когда не хотят отягощать себя ответственностью за семью. Начинаются всякие там «пробные браки». А дети как от таких браков – тоже «пробные»? Самое страшное, что девушки сами провоцируют парней на такие отношения, а потом сами же и страдают от этого.
- Понятно – протянула девочка – мама тоже говорит, что «испорченный товар никто не купит»…
- Слушайся маму и Ладу, Мэлл, что бы там тебе не говорили пресса, пропаганда, «молодежные» журналы и подружки. Поверь, самый лучший способ предохранения – фруктовый сок вместо полового акта. Будь сильнее и выше всего этого.
- Пошли искупаемся, Лада – малышка нежно, вкрадчиво, как прирученный зверек, трется об мое плечо.
- Не хо-чу… Ты начнешь брызгаться, заляпаешь мне стекла очков. Да и вода прохладная.
- Так и говори, что плавать не умеешь! Лад, а это хорошо, что война кончилась, а нет не выигравшей, ни проигравшей стороны?
Ну и Капелька – миллион вопросов у нее, один другого интереснее. И все такие, что в двух словах и не ответишь.
.- А сама-то ты как думаешь, Мэлл? Что для тебя важнее – безопасность как твоя, так и мамина, возможность спокойно гулять по вечерам в парке, которому скоро вернут былую красоту, и ходить на пляж, или руины, трупы, голод, продовольственные карточки, зато ощущения того, что ты принадлежишь к главенствующему сословию? Мэлл, война кон-чи-лась. Понимаешь, кончилась. Как – вопрос другой, но она кончилась. И если мне за это нужно благодарить прогрессоров, я поблагодарю прогрессоров, в которых я не верю, за то, что моя Капелька может спокойно ходить на пляж и не бояться ночных сирен.
- А прогрессоры – они какие? Хорошие или плохие?
- Разные. Как все врачи разные – один укол сделал и человека спас, а второй пьяным на вызов приехал и человека убил. Страшно, когда начинают мыслить в таком направлении: «Раз не могли помочь себе, то хотя бы поможем другим!», а я тебе так скажу – человек, на умеющий дать ладу себе, другому вряд ли поможет. Начать надо с себя, тогда мир вокруг спасется. Так, например, остановить войну на вашей планете пытался помимо прочих человек, глубоко несчастный в семейной жизни. Я ничего не хочу сказать – Корней чудесный прогрессор, Клеосемендасет с таким крестным повезло. Вот они и защищает прогрессоров всеми силами. У Джил Гаал, мамы Макса, подруга Анна – прогрессорша. Там тоже не все было в порядке с личным, и свои переживания, перемалывания проблем она всю саракшскую миссию в себе несла. А так нельзя. Нужно, как мой Яр – с чистого листа, ЖИТЬ, а не играть. Потому что людские жизни – не игрушки.
Мэл тяжело вздохнула: ей было тяжело пока воспринимать такие вещи. В ее возрасте все четко и определенно – этот хороший, я его люблю, а этот – плохой, его нужно убить, чтоб никому не мешал жить. Она еще нескоро поймет, что не всякий, кто толкнул тебя в грязь – твой враг, не всякий, кто извлек тебя из грязи – твой друг, а благими намерениями понятно куда дорога вымощена.
- Лада, а давай пойдем на Муравьиное Озеро и там ты мне почитаешь. Если уж все равно ты не хочешь купаться.
- Пошли – согласилась я, отлично зная, что она зовет меня в свое Безлюдное Пространство, к небольшому пруду в дебрях старого парка, возле которого муравьи старательно вырастили огромный муравейник, а девочка про прозвищу Капелька не менее старательно построила город из битого кирпича и камней. Творение трудолюбивых насекомых и Мэлл соседствовали рядом.
Мэлл шлепнулась на деревянную скамейку под высокими секвойями.
- Читай мне, Лада.
- Хорошо, я почитаю. На дальше будешь читать сама! Книгу я тебе оставлю, вернешь через Тика. Кстати, там про прогрессоров немало есть интересного. На чем мы остановились?
- Как убили Шуркиного отца, и он остался сиротой.
- Ага, вижу закладку… «…Но сюда приходил уже не прежний Шурчик Полушкин. Не ласковый, веселый и слегка избалованный папин сын. Приходил замызганный пацаненок с острыми скулами, с твердым кубиком в легких и застывшей душой. Сидел под мокрыми увядшими листьями рябины. Думал. Не спешил. Куда было идти? Обратно в интернат? ...Нет, про интернат сейчас тоже не надо. Про эту серость и кислый запах в коридорах. Про таблетки и уколы, чтобы ночью вели себя тихо. (И тихо вели. Но гадко...) Про улыбчивые делегации, привозившие "сироткам" гуманитарную помощь – ее потом с визгом и руганью делили воспитательницы. ...А есть такое, о чем при Женьке и при Тине вообще не скажешь никогда. Об этой ночной возне в девчоночьих спальнях. Или о скользком, как червяк, восьмикласснике по прозвищу Гульфик – активисте и директорском прихлебателе. Как он, когда гасили свет, ужом лез в мальчишечьи постели. И слюнявыми губами в ухо: "Ах ты мой хорошенький. Дай-ка я попробую на твердость твой гвоздик..." И однажды попробовал Шуркин – стальной, отточенный, длиной в двенадцать сантиметров. Шурка в сентябре подобрал его на стройке и держал под подушкой…»
Я не смогла читать дальше – Мэлл принялась хохотать. Странным нервно-радостным смехом. Потом она успокоилась, вытерла слезы и позволила себе разрыдаться. Я не стала ее утешать – пусть девочка выплачется. Ведь она, в отличие от Ясика и Тика, может вместить в себя факт, который я скрываю от своих «мужчин» - Грань, в которой жил Шурка Полушкин – моя Грань. Я была старше его и Женьки на два-три года, если не меньше. Это МОЯ Грань, это МОИ подростковые годы со «Сникерсами», которые я не всегда получала и с бананами по цене килограмма картошки, с рэкетирами, охмурить которых мечтали мои одноклассницы, с журналом «Костер» и знаменитым «… и все засмеялись», даже когда было реально не смешно… С журналом «МЫ», который тогда еще пытался призывать беречь честь смолоду, а потом перестал. Но в отличие от Шурки Полушкина я – «благополучная» девочка – могла позволить себе роскошь узнать, просто УЗНАТЬ об однополых отношениях только в 16 лет… Зло перестало принимать формы манекенов и клоунов – это уже был не его формат.
Но все равно я хочу, чтоб Мэлл прочитала именно «Лето кончится не скоро» - она не будет читать про боль и несчастья, для нее эта Сказка навсегда останется Сказкой о том, как жили-были мальчик Шурка и девочка Женька…
...Эта сказка пришла
Вслед за пыльными маршами -
Колыбельная песня в ритме конных атак.
Детям сказка нужна,
Чтобы стали бесстрашными,
Взрослым тоже нужна –
Просто так, просто так...
- Лада – всхлипывала Мэлл - я, если что, буду барабанить, Лад. Всегда. Чтоб ты пришла… И еще, Лад, пока ты выбирала розовые галечки на берегу, чтоб потом их там оставить, я кое-что получше нашла…
- Сказала бы, что у тебя тут Город – я бы все принесла с собой. Что там у тебя?
На ладошке у Мэлл лежали четыре белых сердолика, похожие на неграненые кусочки белоснежного сахара.
- На нашей планете сердолик дарят только тем, кого очень сильно любят, Лад – заявила Мэлл – отдай один из них Тику, а два возьми для себя и директора Яра. Так я буду знать, змеиное молоко, что в других мирах меня любят и ждут.
Часть вторая. Дева Озера- Все девчонки одинаковые, даже бальзаковского возраста – авторитетно заявил Тик, наблюдая за утренним процессом расчесывания у Мэлл и Сказочницы.
- За «бальзаковский возраст» - мерси – обиженно бросила Белая и пригрозила мальчику расческой – а на девчонку я не обижаюсь. Всем доброе утро, кофе в термосе. Мэлл, помоги сварить кашу на костре. Тик, Яр, шагом марш в лес за хворостом.
Мелл сладко, как юная кошечка, потянулась, зевнула и отправилась с котелком к озерцу. «Дева Озера» беспомощно, словно выброшенное на берег морское животное, лежала на боку у самой воды. Казалось, что еще немного, и она вздохнет по-человечьи, жалуюсь на злую, неимоверную тоску по ветру, который наполнит ее парус, по ласковым волнам, по рукам девочки с Гиганды, которые еще вчера так нежно и бережно покрывали ее борта смолою.
- Нет-нет-нет – мысленно обратилась Мэлл к яхте – вы еще не совсем просохли, вам еще совершеннейшим образом нельзя на воду. Постарайтесь меня понять.
Белая наблюдала за Мэлл, как она спускается к воде, как набирает котелок, как заботливо, словно живую, хлопает «Деву Озера» по просмоленному боку. Наблюдала и отчетливо видела – красивая девочка, еще пару лет и будет просто красавица каких мало: всегда большим спросом пользовались черные, искристые глаза, острый подбородок, гордо сжатые, правильной формы губы, волнистые блестящие волосы цвета ночи. А что нос с горбинкой, так это ничего страшного – это предает необыкновенный шарм, делает похожей на дочь какого-нибудь дикого непобедимого горного народа. Она будет красавицей, если… Если доживет.
- Лада, я некрасивая?
- Здрасьте, приехали – поразилась Белая – ни тебе «какую кашу будет делать?», ни тебе «когда рыбу будем чистить», а сразу с места в карьер – «я некрасивая»… Да с чего ты взяла?
- У меня на носу эта проклятая горбинка… Видеть ее не могу.
- Она затрудняет тебе дыхание? Тебе тяжело дышать из-за искривленной носовой перегородки?
- Нет, просто она мне не нравится…
- Значит, не выдумывай. Мне моя грудь до сих пор не нравится, мне не нравятся мои ступни, талия моя не нравится, не нравится подволакивать правую ногу. И перечислять я могу долго.
- Тику может быть не нравятся такие. Как я…
- Мэлл, Тик от тебя без ума. Он просто выражать это не умеет. А любят всяких. С такой грудью, как у меня, любят. Рыжих любят – обожают просто. Лопоухих любят. Точно тебе говорю. Откровенно туповатых любят – Катарсис невольно вспомнила одну из своих одногруппниц – и вообще в любом из миров обычно откровенно уродливых – процента два, ангельски красивых – процентов пять, остальные же девяносто три процента – «была б кастрюля, а крышка сыщется». И уродства у этих людей чаще всего выдуманные ими же самими. Такой горбинки нет ни у кого в многочисленных Мирах, и такой Мэлл – тоже, Мэлл – это целая отдельная Галактика. Поняла?
- Поняла. Лад, а мы из чего кашу будем делать?
- Из перловки, пшено все равно кончилось.
- А чего ты тогда говорила, чтоб я выбирала из чего кашу делать?!
- Учила тебя принимать самостоятельные решения.
- Лад, можно еще вопрос? Лад – она приластилась к женщине и заглянула, как показалось, в самые зрачки – Война правда кончилась?
- П…п..рав…да – еле выговорила Белая и отвела глаза, чтоб ветер сдул с них слезы.
- Ну и зачем ты штурвал от яхты Мэлл на ногу уронил? Не проще ли было сразу якорь? Так, чтоб она в гипсе лежала месяца два-три, а ты за нею ухаживал. Ты что, не знаешь других способов обратить на себя ее внимание?
- Например – шмыргнул носом Тик и с надеждой посмотрел на Яра. Яр все на свете знает и все на свете может. Он подскажет, как сказать Мэлл, что она удивительная.
- Ты можешь насобирать в лесу грибов и принести Мэлл с Ладой. Я, например, Ладу кулечком с земляникой навсегда к себе привязал. Ей тогда казалось, что она мне не нравится. Она вообще в тот вечер собиралась уходить с Планеты навсегда. Но я убедил ее остаться. И для этого собрал для нее землянику. Еще ты можешь помочь Мэлл с «Девой Озера», пусть даже тебе эта посудина не сильно-то и интересна. Скажу прямо – я вижу, что Лада совершенно не любит ходить под парусом, но она делает это ради меня. Много чего можно придумать, если есть желание…
- Яр – Тик вдруг стал серьезным и задумчивым – у тебя никогда не было чувства, что с Ладой в скором времени может случиться что-то ужасное?
- В данный момент ты не Ладу имеешь в виду – прямо спросил Яр – ты явно подразумеваешь Мэлл. Отчего тебе страшно за нее?
- Мне страшно не только за Мэлл, но и за Ладу. Они очень скоро поссорятся. Сильно. Лада не сможет выполнить обещанное Мэлл. Она ошиблась, Яр, при чем очень сильно ошиблась из-за этой Временной Петли. Ошибка – около тридцати лет. А мне страшно каждый день, когда Мэлл у себя на Гиганде. Она верит,что война скоро кончится… А война не кончится.
- Мы обязательно что-то придумаем с Ладой, обещаю.
- Сегодня я буду тебе рассказывать и показывать, как устроена «Дева Озера» – заявила Мэлл, отбросив с лица черные вьющиеся пряди – а ты должен меня слушаться. Иначе наша яхточка никогда не пойдет, а если пойдет, то только на дно озера.
Тик не возражал: во-первых, спорить с этой девчонкой себе дороже, а во-вторых, Мэлл и верно разбиралась в яхтах намного лучше его. Так получилось, что во время очередного обстрела на Гиганде, в бомбоубежище, она познакомилась с капитаном в отставке – сильно на его внучку, погибшую под руинами, похожа была. Старик долго думал, что бы подарить этой милой, ласковой, доверчивой девочке, но у него ничего не оказалось подходящего для ребенка, кроме справочника «Классификация парусных яхт».
- Тебе это вряд ли будет интересно – вздыхал он устало – ты же девочка…
- Мне очень интересно – заверяла Мэлл – я пойду маме почитаю, она всегда, когда я ей читаю вслух, успокаивается и перестает психовать.
- Не смей так о матери! – резко прерывал капитан в отставке – она не психует, у нее душа болит! За тебя, за то, поешь ли ты завтра, хватит ли нам в убежище воды, уцелеет ли ваша квартира после того, как объявят «Отбой тревоги». У войны, Мэлл, не женское лицо, запомни это навсегда. Для тебя это пока что-то вроде игры, ненастоящее. Я не виню тебя за это: твой возраст не умеет иначе, но для твоей мамы все настоящее. И если ты ее спросишь, о чем она мечтает, то даю тебе слово старого моряка: она ответит, что мечтает об окончании этой проклятой войны. А сейчас пойди, обними мамочку, поцелуй ее и почитай ей книжку.
- Рассмотрим основные части корпуса парусной яхты. Передняя часть корпуса называется носом, задняя — кормой. Части корпуса, нависающие над водой, носят название носового и кормового свесов; боковые поверхности корпуса — бортов. Правый и левый борта определяются, если смотреть с кормы на нос. Нижняя поверхность корпуса называется днищем, переход от борта к днищу — скулой – Мэлл в полголоса читала матери книгу, а Эшли мирно спала на грубом деревянном топчане под ее увлеченный шепот.
- Как вы приучили ее читать? – давались диву матери одноклассников Мэлл – как вы заставили ее полюбить читать, Эшли?
Эшли понимала, что ситуация, мягко говоря, выходит из-под контроля… Спрашивать ее, как она приучила Мэлл читать – то же самое, что спрашивать у птицы, как она приучила своих птенцов летать. При чем спрашивать ее об этом будут куры. Чего они от нее ждут? Рассказов о порках, скандалах, запретах выходить на улицу, пока дочь не прочтет «от сих до сих», лишении ужина? Так всего этого не было – вообще, что это за понятие «заставить полюбить»? Но женщины этого не понимали – раз у врача местной больницы Эшли ее дочь Мэлл читает, значит, она заставила ее это делать.
- Во-первых, у нас полон дом книг – смущенно начала мама Мэлл – и потому моя девочка…
- У нас тоже полный дом, змеиное молоко – затараторила одна из матерей, жена какого-то барона - Три шкафа книг, даже страницы не расклеены - бери, читай!
- Да дело не в этом, что полный дом книг. Дело в том, что при Мэлл постоянно все читали. Читал мой покойный муж, читали мои родители, которые давно уже не с нами. Читала я, гуляя с коляской по парку: коляска в одну руку, книга в другую. И она невольно повторяла мои действия. И она видела, что мама читает – не курит, не вино пьет, не гуляет по увеселительным заведением до ночи, а читает. Или на работе, или по хозяйству, или читает… А еще мы с нею записались в библиотеку…
- Куда?!
Так, как смотрели другие мамочки на Эшли, смотрели только на барона, который продал свое имение, предметы роскоши и ушел в горные отшельники. Вот он, материнский подвиг! Ходить по библиотекам, а не по увеселительным заведениям ради того, чтоб девочка читала! Пойти на такие ужасные лишения!
- А что вы там делаете… ну, в библиотеке?
- Книги выбираем – пожала плечами Эшли – я выбираю взрослые, Мэлл – детские. Все устные уроки мы всегда делали вместе.
- Как?! Как, Эшли, как можно делать вдвоем устные уроки? Ведь устные уроки ребенок должен прочитать САМ.
- Прочитать – да, а обсудить прочитанное – только с кем то. Я обычно варю кушать и прошу: «Почитай мне, доченька! Почитай мне, что в школе задали». Она и приходит, и читает, а я ей интерес разжигаю, делаю вид, что мне интересно и увлекательно, аха-охаю. Потом спрашиваю: «Понравилось?» Это первое что надо спросить. Потом уточняю – что понравилось, с кого стоит брать пример, с кого-нет. Иногда мы даже играли по ролям. Стала постарше – стала меня спрашивать, о чем книжечки у меня. Я ей и рассказывала в общих чертах, она понимала, детям вообще интересно все «про любовь».
На Эшли снова посмотрели. Но на этот раз как на психа занятного. Забавную душевнобольную.
- Ей что, слушать ваши пересказы про любовь, которая кем-то придумана, интереснее, чем обсуждать столичные сплетни? Как может «книжная любовь» быть интереснее реальной?
- Интереснее – пожала плечами Эшли – потому что с героями книг ты сопереживаешь, мысленно споришь, получаешь удовольствие от процесса, а любовь всяких там баронесс и герцогинь случилась НЕ С ВАМИ. Это все равно, что в чужом грязном белье рыться.
- Это же ребенок! Книга ей не может быть интереснее обсуждения светской столичной жизни!
- Может. Вот вы когда в последний раз читали?
- Я, милочка, уже свое отчитала. Я и битая была за то, что не читаю, и без ужина сидела. Замуж вышла – все, хватит. Больше никто меня не заставит.
Эшли вздохнула, позвала Мэлл и они вместе отправились в библиотеку: туда вернули книги, которые они с дочкой давно хотели почитать.
- …Вот смотри, Тик, это все очень просто: носовая часть палубы называется баком, кормовая — ютом, средняя — шканцами…
Катарсис наблюдала за Игнатиком и Мэлл и думала о том, какое же она все-таки сухопутное существо – как по ней, все это называется «корыто с простынею», аж перед Усиком неудобно. А еще она думала о том, что жить этой девочке осталось всего ничего… Тридцать лет… До окончания войны Корнеем и его командой осталась сущая безделица – несчастные тридцать лет. Всего лишь…
Перебраться со своей Гиганды на Планету Яр предложил Мэлл сразу после того, как узнал про Храм и наемников. Но девочка не соглашалась – дома, на Гианде останется ее мама. А как можно оставить маму в этом кровавом аду, а самой уйти жить на Планету, которая более-менее спокойна, по крайней мере на ближайшие лет десять? Никак. Это же мама. И точка.
- Когда «младенцы» заснут – приходи к костру – шепнул на ухо Яр Белой. У меня с собой «растворимый кофе «Верона» имеется. Два бокала забери из бокового кармана, поняла?
Белая кивнула, но как-то безразлично. Все ее мысли были о другом – какого массаракша она не послушала Тётю и Льдинку?! Зачем вообще поперлась к Серым в этот их замок «Льда и Пламени» (это после того, как Серый Остров того, они… вот именно), просто зачем? Она им ничего не доказала, они ей ничего не доказали. Только возникли эти тридцать лет. А может и не возникли, может эта очередная Временная Петля, которую поди разомкни. Не может она так, не мо-жет. Неужели они с Яром ничего не придумают?
Озеро, возле которого они сидели, по праву считалось «их» озером – около него Яр и Белая объяснились друг другу, здесь зародилаьс их любовь. На траве было уже холодно, потому Яр расстелил свою «командорку». Так они называли любую куртку, от спортивной до камуфляжной, которую якобы специально разработали для накидывания на детские плечи, при чем прицельная дальность накидывания до - 10 метров. Яр наполнил бокалы привычным и полубившимся напитком. Хрусталь зазвенел, но как-то грустно и неискренне. Праздновать было нечего, хотя они и любили друг друга.
- За присутствующих здесь дам – грустно констатировал Яр – даже за тех, кому по малолетству возбраняется сидеть допозна.
- За присутствующих – грустно ответила Лада – за ее здоровье, чтоб завтра она была живой. И так – тридцать лет. Яр, я всего-лишь навсего дала Капельке Надежду, она поверила, что эта долбанная война на Гиганде кончится! А чтож получается: «Извини, дорогая, облажалась. Не произвела нужных подсчетов? У нас, у Сказочников, так бывает, мы позволяем себе давать информацию, которую не проверили сами лично. Я считала, что если это Гиганда, то войну нужно заканчивать поскорее, чтобы с тобой не дай Дева Тысячи Сердец , ничего не стряслось. Хорош устраивать на планете Содом.
- Ну да – кивнул Яр – тут уж столкновение интересов, Ладошка. Тебе хочется, чтоб война поскорее закончилась и больше не начиналась – тебе главное спокойствие девочки и ее матери, им же нужно, чтобы война длилась как можно дольше – описывать «яркую сексуальность» военной формы этих фашистов и развивать «непростые и неоднозначные» характеры своих героев. Вопрос только - при чем тут дети Гиганды?
Сказочница отставила пустой бокал и посмотрела на звезды. Далекие, но не чужие. Слишком даже не чужие. Лучше бы они были хоть чуточку более чужими. А так это ведь самая настоящая пытка – знать, что где-то есть созвездие Кита, в этом созвездии горит неяркая солнцеподобная звезда, вокруг нее бегает каменюка по имени Гиганда, а на этой каменюке живет бологическая форма органической жизни – девочка по имени Мэлл. И для этой девочки по имени Мэлл она НИЧЕГО не может сдалать, потому что до окончания войны Корнеем осталось каких-то несчастных одинадцать тысяч дней! И даже если чисто из вредности Серые Мэлл все-таки добьют, на планетах будут любить, ненавидить, ссориться, мириться, смешивать кровь и разрывать семейные узы. И никто, никогда не узнает, что где-то умерла галактика по имени Капелька!
- И знаешь, Яр, это не тот случай, когда достаточно просто сказать «Прости!» - Белая расплакалась – А знаешь, что еще хуже? Достойнее сказать «прости», чем крутить, жаловаться не непреодолимые препятствия и кормить обещаниями! Тут мне не поможет даже Побратим.
- У тебя есть Побратим?
- Есть. Мой любимый, драгоценный Побратим, с которым мы больше трех лет назад смешали кровь. Мой Брат - Малк. Безумец. Он может говорить гениальные глупости, на которые нельзя сердиться. Совершенно нельзя сердиться. Для него признать такого рода вину, какую я сейчас признаю перед тобой, так же естественно, как подарить кому-то свою шляпу или поменять маску. Его словам нельзя верить буквально - он Безумец, всегда есть какой-нибудь двойственный смысл, загадка, зашифрованная в последовательности звуков и интонаций. С ним трудно дружить, но его очень легко любить. Я всю жизнь страдаю оттого, что у меня наоборот, ты ведь испытал это на себе, Родин. Лично для меня не так давно было трудно просто повиниться, признать свою ошибку, неудачу, поражение, попросить прощения…
- Тебе? – изумился Яр
- Мне – легко улыбнулась Белая – только с тех пор я изменилась. Теперь я легко признаю ошибки. Ошибки, Яр, но не поражения. А это сейчас не ошибка, а поражение.
- Давай еще «Вероны» – махнул рукой Яр.
Он разлил остатки по бокалам.
- Жаль, что шампанского нет – Сказочница уже порядком захмелела, и хмельной дурман делал ее развязаннее и нтереснее - напиток дешевых шлюх, хотя Брат не считает себя дешевой шлюхой. Поиграй мне, Яр. Хочу спеть тебе «Деву Озера».
Яр улыбнулся - сама жена не играла на гитаре. Исторически не сложилась. Медведь Ладошке на ухо не просто наступил, а станцевал чечетку. При чем не один, а с друзьями. Именно потому все ее героини виртуозно владели этим инструментом. Оружием – не всегда, а вот гитарой!
- Лада, я просто диву даюсь, какой же ты удивительный человек, как мне с тобой повезло. Каждый раз так думаю, когда вижу тебя и Мэлл.
- Отвечу словами одного из Отцов-Основателей: нет Миссир. Я очень безответственный человек. Я имела неосторожность дать Мэлл Надежду, и я же эту надежду не оправдала. И боюсь, что не оправдаю. Тетя Лори мне говорила – не надо глубоко копать, Племяш, не лезь к Серым. Они если хотят ее видеть мертвой, они будут ее видеть мертвой. А я полезла, полезла, потому что чувствовала: создам континуум – пострадают сотни таких, как Мэлл.
– Улыбнись – прошептал Яр на ухо Катарсис.
- Зачем?
- У тебя потрясающая улыбка. А еще все глупости во всех Мирах совершаются с серьезным выражением лица. Я хочу, чтоб ты знала: это УЖЕ не поражение, которое ты или признаешь, или не признаешь. Это задача, которую ты или решишь, или не решишь. Я так понял в Городе, после того, как дернул ручку и увидел в коморке спящего Тика. Город сберег его…
- ЧТО ТЫ СКАЗАЛ?! Яр, Ясик, Ясенька, ты просто … гений! Гений!!!
Сказочница улыбнулась. Сперва натянуто, потом теплее, а потом искренне и легко, а потом расхохоталась!!! Мир сразу засиял всеми цветами радуги.
- Мэлл, Мэлл, проснись говорят тебе!!!
- Лада! Ты что с ума сошла? Глухая ночь во дворе… Чего разбудила, змеиное молоко?
- Значит так, Мэлл… Помнишь, я обещала, что война закончилась у вас на Гиганде? Забудь.
- ТО… То есть как это «забудь»?! Как это «забудь»?! Разве этот прогрессор – Корней и его команда ее не остановят?
- Остановят, Мэл, остановят. Обязательно остановят. Только не сейчас, а через тридцать лет. Я ошиблась в расчетах, Мэлл…
Сон как рукой сняло. Юная гигандийка просто оторопела.
- И ты…ты…ты… да как ты могла! Да ты… хуже Серой! Ты хуже не знаю кого!!! Хуже тех насильников, которые гнались за мной! Ты…ты…
- Все сказала? А теперь помолчи и слушай сюда! Сейчас твоя жизнь и жизнь твоей мамы в твоих руках: Мэлл, ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО создала новое Безлюдное Пространство! Ее даже Павел Тюльпанов – сомбро из Лугового признал и занес в каталог. А над Пространствами бессильны все – и корректоры, и прогрессоры, и тем более Серые. Ты должна всеми способами, ВСЕМИ отвести туда маму и пробыть с нею там часа два. Остальное… остальное Пространства сделают сами. Поняла?Только постарайся помоь маме не упасть в обморок, когда она на электронных городских часах увидет не «**36 год», а «**66» год. Иди…
Мэл вскочила с постели и оделась за считанные минуты. Она порывисто обняла Ладу и ушла по лесной тропинтке, которая должна была вывести на Дорогу. Ту Дорогу, возле которой некогда построили Храм Матери. И не важно, что в разных Мирах ее называют по-разному. А Катарсис подумала, что не такая уж она и плохая – «Дева Озера», будущие паруса которой алой рудой окрасил рассвет.
Часть третья. БерегиниВ северное крыло давно никто не ходил - цепочка Айсоровых следов рассекала тонкий слой плотной серой пыли на полу. «Надо будет распорядиться, чтобы навели порядок», - подумалось машинально. Так ведь не пойдут же - будут отводить глаза, заверять, что ни к спеху, а не пойдут. И Айсор их понимал. У самого еще ни разу не возникало мысли прийти сюда, даже в буйном детстве. До вчерашнего дня. До спокойного взгляда магистра Корнелия и невозмутимого «Ну, вы же сами знаете ответ».
Айсор знал. Как и весь Город - пусть и молчали обитатели великой Столицы, пусть и улыбались недоверчиво, а знали. Короткий ответ на простой вопрос: кто виноват?
Неделю назад в городе зацвела вода. Вся - в колодцах, фонтанах, прудах... Подернулась тонкой пленкой зеленовато-бурой ряски и начала вонять.
Лучшие маги уже семь дней бились над ее очисткой, жрецы из Храма, и те вызвались помогать. Но ни заклятья, ни просьбы к богам не помогали. Вода оставалась зеленой и тухлой.
Айсор велел организовать подвоз чистой питьевой воды из ближайшей реки на краю предместий, но хранить воду в городе не получалось - к заходу солнца она тоже зацветала.
Над столицей навис призрак Жажды. Паники в городе еще не было - Айсор велел удвоить количество стражи на улицах, эта мера пока помогала. К городским воротам потянулись первые беженцы, пока еще - одиночные, знатно украшенные паланкины. Но Айсор отлично понимал, если бедствие продлится еще дня три, жители побегут из столицы толпами. И это будет конец Города.
- Мэлл, ну и зачем ты меня сюда притащила? Именно сюда, не в бомбоубежище? Ведь если снова начнется обстрел, ничего не уцелеет – ни твое Муравьиное озеро, ни твой Город, ни Графский Парк в целом…
- Ма, ну нельзя же все время жить войной – дочь накинула матери на плечи теплую куртку – как будто в бомбоубежищах сто процентов гарантии безопасности. А у меня тут есть мой Город. Только вот вода что-то в водоемах зацвела, это плохо – жители начнут умирать от жажды…
- Мэлл, какой же ты у меня ребенок все-таки – тяжело вздохнула Эшли – да сих пор играешься в свой Город? Что тебе врач в госпитале сказал – у тебя начало полового созревания.
- Знаю-знаю, девочка превращается в девушку, организм готовится к материнству…
- В заразу ты превращаешься. В свекровь мою покойную: тоже нос с горбинкой, волосы жесткие, как проволока, и все норовила поперек сказать, змеиное молоко.
- А зачем ты меня потянула к тому врачу тогда? У меня же просто хрящ стал выпирать, а не щитовидка, он же прописал не столько мне витамины, сколько тебе от головы.
- Ага, поговори у меня еще! Ты бы видела, как люди гниют живьем на зловонных простынях только оттого, что вовремя не прошли обследования. Кто из нас врач, госпожа капитан парусного фрегата первого ранга? Так что не спорь, я же не учу тебя ставить паруса на стаксель при наличии зюйд-зюйд-Веста.
Дочь не понимает… Просто НЕ понимает, что если бы тогда она не вернулась живой, сообщая со слезами на глазах, что Рути больше нет, а ее пытались изнасиловать несколько человек, Эшли бы не жила. Просто не жила. Трех дней бы не прожила – на четвертый пустила бы себе пулю в лоб. Она осталась жить ради Мэлл, когда не стало Гура, она осталась жить ради Мэлл, когда в закрытом гробу хоронили Рути, буквально изрезанную Рэрри на ремни. Но ради чего жить, если у нее не станет Мэлл? «Я бы застрелилась, если бы с тобой что-то случилось. Я бы удвоила, утроила ЗЛО, выпущенное в мир людьми, которые лишили бы меня тебя. Градостроительница моя, мой капитан первого ранга, до сих пор засыпающая с куклами».
А дочь смотрела на свой Город и думала о том, что сказала Сказочница Лада: «Мэлл, ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО создала новое Безлюдное Пространство! Ее даже Павел Тюльпанов – сомбро из Лугового признал и занес в каталог. А над Пространствами бессильны все – и корректоры, и прогрессоры, и тем более Серые. Ты должна всеми способами, ВСЕМИ отвести туда маму и пробыть с нею там часа два. Остальное… остальное Пространства сделают сами». Сами… А как сами? Они что, разумны?
Длинный пыльный коридор закончился высокими створчатыми дверями, и мужчина замер, не решаясь их отворить. Снаружи его ожидала северная аллея дворцового сада, которую Айсор никогда не видел, и старое фамильное проклятье, в которое мужчина никогда не верил.
Впервые эту историю рассказал ему отец, в один из редких вечеров наедине. Айсор тогда был еще совсем мал и очень любил сказки, а потому запомнил его рассказ слово в слово. Даже сейчас, спустя десятилетия, он будто вновь слышал спокойный, уставший голос.
- Садись, сынок, я расскажу тебе сказку. Я ведь давно не рассказывал тебе сказок на ночь, правда? Ты прости, я был занят...
- Но папа, сейчас ведь еще не ночь!
- Да, не ночь. Пусть это будет сказка просто так.
Давным-давно в одном большом и богатом городе жила семья Берегинь. Это такие особые волшебницы, сын, они умеют хранить жизнь людей от бед. Это были хорошие Берегини, сильные, мать и дочь, вот почти как ты. И народ любил их. Но однажды правитель того города вызвал к себе Мать-Берегиню и потребовал у нее счастья для своей семьи. А она отказалась помогать ему...
- Она что, счастья пожалела? Жадная.
- Не перебивай. Нет, она не была жадной. Но счастье одного человека всегда завязано на несчастьях кого-то еще. И Берегиня отказалась отдавать Правителю всю меру отпущенного на город везения.
- Но Правителю нельзя отказывать!
- Да, нельзя, именно поэтому Правители так редко о чем-то просят. И этот рассердился на ее отказ. И велел схватить Дочь-Берегиню и заточить ее в камень, но не до конца, а так, чтоб дышать могла. И дал ее матери три дня на размышления. А через три дня старшая Берегиня повторила свой отказ.
- Правитель ее казнил, да?
- Он казнил их обеих. Велел замуровать в камень. А через три дня перед дворцом Правителя появилось два каменных истукана - мать и дочь. Иногда они говорят человеческим языком, и тогда в роду Правителя случаются несчастья. Говорят, это прекратится, когда зажгутся сердолики, что стоят на головах истуканов. Свет их отразится в розовых камнях, окружающих статуи, и проклятье спадет.
- А Правитель чего?
- Тот Правитель умер двести лет назад, сын. И сердолики до сих пор не зажглись.
- Это какая-то неправильная сказка, папа!
- Какая есть...
А Город наоборот читается как Дорога…
Они встретились на Дороге, хотя до этого редко встречались, но Дорога – такое место, где все, кто дороги друг другу однажды встречаются. Катарсис заговорила первая с Вэли, заговорила так, как принято у Белых с первых дней, в их негласном договоре.
- Ровной тебе Дороги, Бедняжка.
- И тебе. Сказочница, ровной Дороги. Что привело тебя ко мне?
- Несправедливость, Бедняжка, несправедливость. Мы, будучи Белыми, редко встречались на Дороге… А у меня, так получилось, девочка-койво зачала новый Мир, прямо как твой Сережка, играя, создал Мир Лая. И что самое смешное – мне нет доступа туда, в те Грани, которые создают дети-койво. А у тебя… у тебя есть, я поняла это, когда увидела, что для тебя Мир Лая ближе, чем мир Серёжки. Прошу тебя, найди ту Грань, которую породила моя Мэлл. Иначе… я ее не спасу – Грег выстрелит. Грег выстрелит в нее, а ее мама не выдержит и покончит собой. Я не смогу их спрятать, если это не Пространство. Брат-Безумец не смог найти этот Мир.
- Отчего ты решила, что я найду, Сказочница?
- Это совсем рядом с миром Лая. Ты легко найдешь – Мир гибнет, а две статуи, Мать и Дочь, иногда разговаривают между собой. Одна статуя говорит: "Мамочка, мне страшно..."И другая - побольше: "Не бойся, доченька." Еще… еще там есть Император. Я не знаю его. Не знаю. Им просто нужно сказать, что Мама и Дочка их простили, потому что так захотела девочка с Гиганды. Мэлл.
- Хорошо, я найду этот Мир, очень похоже на Тереру – пообещала Бедняжка – Прямой Дороги.
- Прямой Дороги. Спасибо тебе за тебя. Да, и… меня зовут Катарсис. Просто знай.
- Хельга. Прямой Дороги, Катарсис.
Айсор тряхнул головой, отгоняя незваное воспоминание. Та сказка была последней, которую рассказал он слышал от отца. Потом началось Время Смуты, и Правитель Тереры Осилайн Мудрый уехал из столицы воевать. А его сын, Айсор, остался расти и учиться править. И сказок на ночь ему не рассказывал больше никто.
Вчера, после разговора с заезжим мудрецом, Айсор отправился в родовую библиотеку, туда, где хранились записи личных летописцев Правительского рода. И он нашел: сухую пометку о казни жрицы древнего культа Матери-Хранительницы, "путем заточения виновницы в камень". Случилась та казнь двести шестнадцать лет назад. Больше о родовом проклятии не говорилось нигде. Но ведь люди знали. И не зря же никто не ходит в это крыло уже два века?
Айсор толкнул от себя резные створки дверей.
Широкая мраморная терраса сбегала плавными ступенями в высокие заросли разросшейся, нестриженой травы. Узкая дорожка из разноцветных плиток рассекала это цветущее, пряно пахнущее море прямой стрелой, уводя под сень раскидистых деревьев. И только их правильное, выверенное до полушага расположение напоминало о том, что когда-то этот заброшенный уголок был частью ухоженного сада, закрытой сейчас стеной.
Перед деревьями трава расступалась в стороны, обнажая странные розоватые плиты. На них, по обе стороны от дорожки, стояли два каменных столба - один вполовину выше другого, и тень от яркого солнца рисовала странные узоры на их серых боках - вроде как две ладони тянутся друг к другу, или мерещится?..
Айсор, не думая, уселся на резные перила террасы, затянутые цветущим вьюном. Старая неправильная сказка оборачивалась страшной неправильной былью. Потому что можно излечить город от наведенной порчи, можно очистить воду от случайного дикого заклинания, но снять вековое проклятие... Впервые за шесть лет своего внезапно начавшегося Правления Айсор не знал, что делать.
За высокой каменной стеной, едва угадывающейся за ветвями деревьев, ждала своей участи столица.
Правитель Тереры встал и легко сбежал по мраморным ступеням. К этим.
Вблизи истуканы - а как еще назвать две каменные глыбы? - не походили ни на что. На верхушке каждого горькой пародией на корону застыли кристаллы сердолика, чистые, как горная вода.
Солнце играло бурыми и черными переливами странного камня, кружило голову чехардой теней... Вот вроде как два лица проступают из грубых валунов, похожие друг на друга, женские, только одно явно моложе. А чуть повернешь голову, и лица исчезают, уходя обратно в камень, но зато появляются две фигуры, снова похожие, в одинаковых простых платьях... Еще шаг, и видны только тени - ни смысла, ни формы...
Дикая пляска неподвижного камня - а бывает, оказывается, и так, - заставляла мир вокруг тускнеть, колыхаться туманным маревом.
Айсор дернул головой и опустил взгляд на ровные розовые плиты. Так стало еще хуже - теперь на плечи тяжко давили два чужих, мертвых взгляда, один справа, второй слева.
Айсор решил не думать о реальности и иллюзиях, и просто сел на каменную дорожку. Смотреть на цветы было гораздо легче.
- Здравствуйте, - негромко сказал он камням за спиной, - а я вот пришел... Поговорить. Интересно, сколько моих предков уже побывало здесь? Молчите?.. Отец был, я знаю, я теперь понимаю тот его взгляд тогда. Это он вас увидел, сказка вы наша. Неправильная... Что ж вы ему сказали такого? Молчите?.. А ведь должны разговаривать вроде как со мной. Я ж представитель рода, как-никак. Правитель. - Айсор усмехнулся, чувствуя затылком чужое внимание. - Да-да, такой же, как тот дурак, что хотел бесконечного счастья... Двести лет мы за эту дурость расплачиваемся. За чужую ведь дурость, я вот и имя-то этого... счастьелюбца только вчера узнал. Не слишком ли жестоко караете?.. - Правитель замолк.
Ветер весело шелестел листвой, солнце ласково грело бок, легко качались колоски травы. Давили на плечи два взгляда вперехлест, молчали.
Айсор вздохнул и заговорил снова, уже тише:
- Моя мать умерла, когда мне и года не было. Не знаю, из-за вас, нет... Отец растил меня сам, слугам почти не доверял, знаете, какое это было счастье - иметь право прийти к нему в любой момент, поиграть забежать, сказку попросить?.. То счастье, которого нашему роду не положено. И вы ведь поговорили с ним, прекратили непорядок... За что? Моего отца народ прозвал Мудрым, знаете? За что вы наказали его?.. А меня сейчас? А, Берегини?
Темнота обрушилась со всех - непроглядная, холодная... Сдавила каменными тисками тело, плеснула острыми гранями по глазам, высекая слезы, которых не было. Забила глотку колючей гранитной крошкой - не вздохнуть, не выплюнуть. Рванулась внутрь, заливая мышцы болью, заставляя рассудок молить - о воздухе, о свободе, о свете. Время дернулось последними ударами сердца и увязло в камне. Бесконечная пытка смертью.
И где-то посреди этой боли тонкий девичий голосок позвал испуганно: "Мамочка, мне страшно..."
И другой, женский, выдохнул ласково сквозь каменное крошево: "Не бойся, доченька."
Мэлл уснула. Эшли осторожно коснулась ее лба – не горячая ли? Горячая. Но это не значит, что дочка больна. Просто у нее такой возраст, когда каждый день что-то меняется. На сердце с недавних пор жалуется, тоже «болезнь роста».
Взрослеет девочка. Скоро она забудет свой Город, перерастет, отбросит на обочину новой, взрослой жизни… Если… нет, о том, что дочь не доживет, Эшли старалась не думать. Хотя мысли в голову лезли – на войне и взрослые-то сходят с ум. А что говорить о маленьких? Их убивают намного чаще, пулеметы обычно стоят у самой земли. Но красиво город построила. Красиво – тут тебе и озеро, а для «жителей» - целое море поди, тут тебе и запущенная клумба с одичавшими цветами – «Императорский сад», она через «заросли» она тропинки битой плиткой и крышками от бутылок выложила. Дворец да и только! А статуи какие у нее красивые – два камня, похожие на женские фигуры, кругом розовая галечка с пляжа, а сверху приделала пластилином два сердолика. Эшли часто интересовалась, что это значит, а Мэлл отвечала:
- Это мы с тобой, ты и я. Мы – девы Тысячи Сердец. Пока нас никто не обижает – Городу нечего бояться. Но если нас кто обидит – весь Город будет страдать.
Детство, конечно, но как в воду смотрел ребенок: знать бы, где упасть, так соломку постелила бы Эшли, не отдавала бы ее Рути, и все тут! Кто ж знал, что в ее «спокойном районе» контрактники бесчинствуют. Ладно бы просто напивались да свои похабные частушки орали, так нет ведь – песни решили былью сделать, а младшая, сорокалетняя сестра Рути оказалась для них слишком «старой». Знала бы – не отсылала бы к сестре! Не отсылала бы!
- Мамочка… Мне страшно! Мне страшно!!!
Эшли тогда высыпалась перед ночным дежурством в небольшом вагончике при больнице, служившем сестринской. Был непоздний вечер, когда голос дочери зазвучал, разрывая барабанные перепонки.
- Мамочка, мне страшно!
- Не бойся… Не бойся, доченька! – истерически закричала Эшли и стремглав бросилась из вагончика. Через несколько секунд в него угодил разрывной снаряд.
Вдруг…А случилось это именно вдруг..
- Мэлл, быстренько просыпайся, гляди какая красота! Лучики солнца упали в твои сердолики, преломились, рассеялись, и в каждой твоей галечке по солнечному зайчику. Иди, любуйся.
Девочка словно выскочила из состояния полудремы и бросилась к статуям. Они стояли, прижавшись друг к другу и наблюдали за этим обыкновенным чудом.
«Пространства все сделают сами…»
- Пошли домой, мамочка, дождь начинается.
«Местное время – шесть часов одна минута. Сегодня двадцать шестое число месяца Горностая **63 года» - пропели наручные часы Эшли, которые резко заработали.
Женщина почувствовала, что земля уходит из-под ног – с утра во дворе был **33 год.
-Все хорошо, мамочка, война кончилась! Хотя в ней никто не победил. Она просто кончилась…
Робкий вечерний свет ударил по глазам, заставив, зажмурится, и Айсор жадно хватанул ртом прохладный свежий воздух. Отзвук тихих голосов таял в ушах, пробираясь сквозь надрывный, сухой кашель - тело пыталось избавиться от памяти о камне.
- Хорошо...- прохрипел Айсор, упираясь ладонями в розовые плиты: встать-встать-встать! Встать не получалось.
- ...заслужили. За такое.., - голос ломался, пропадая, - каждый из нас... Пусть. Но Город-то за что? - он, наконец, смог поднять голову, чтобы заглянуть в лицо Матери. - Город-то... Не виноват. Ты же Берегиня...
Ответный взгляд камня ударил Правителя в лицо, уронил обратно на плиты.
Эта темнота была другой, обычной. Почти как во сне.
Последней связной мыслью было: "И ведь искать не станут, знают, что в северное крыло ушел..."
Закатное солнце разлило багрянец по дикому углу парка, застенчиво коснулось лучами холодных граней сердоликов. И словно в ответ внутри обоих камней взметнулся чистый белый свет, отразился в гладких розовых плитах, ложась разноцветными бликами на неподвижное мужское тело.
Просыпаться было неудобно: холодно и мокро. Как всегда, когда ночуешь на голой земле.
- Мама! - радостно воскликнул девчоночий голос неподалеку. - Смотри какие!
Айсор открыл глаза.
Лежал он и правда на земле, точнее, на смятой, душистой траве - розовые плиты куда-то пропали. Как и каменные истуканы.
Совсем рядом, почти касаясь локтем его головы, сидела, поджав в ноги, стройная женщина в простом длинном платье. И невысокая девчушка протягивала ей охапку цветов, улыбаясь от уха до уха.
- Доброе утро, - вежливо сказал Айсор, садясь.
Женщина прижала к себе букет и обернулась, у нее оказался совершенно прежний, тяжелый взгляд.
- Приветствую тебя, Правитель Айсор, - медленно проговорила она, глядя поверх цветов. - И да пребудет благословение Хранительницы с тобой и твоим родом.
- И твоим городом, - тихо и совершенно серьезно добавила девчушка у нее за плечом.
Айсор молча кивнул.
- Пойдемте под крышу, - неожиданно улыбнулась старшая Берегиня, враз становясь обычной женщиной. - Тут сейчас такой ливень начнется...
Эпилог в комментариях
Название: Трилогия "Галактика по имени Капелька"
Автор: Чертополох** акка Катарсис, Stakkars
Фендом: Голубятня на Желтой Поляне, Парень из Преисподней.
Пейринги: Ярослав Игоревич Родин/Сказочница Катарсис, намеки на Игнатик/Мэлл (ОФС)
Жанр: дженистый гет
Рейтинг: фиг вам
Дисклеймер: Владислав Петрович, Борис Натанович, не косысти ради, а в знак огромной любви и уважения. Не притендую на Гиганду. Курсивом выделена выдержка из "Лето кончится не скоро" ВПК
Благодарности: всем, кто держал кулачки за Мэлл и Бедняжке с Айсором.
Примечания: Мэлл теоретически не моя, и тем не менее моя - была изъята у другого автора по причине жестокого с ней обращения.
ПрологДевочка бежала через джунгли, спасалась, но силы покидали несчастную беглянку. Она знала, что если она сейчас остановится, если позволит себе передышку, то ей не жить. По-любому не жить – убьют или изнасилуют. Если убьют – не жить, если изнасилуют – тоже не жить, потому, что это будет уже не жизнь. Несчастная хорошо помнила, что в ту ночь, когда наемники сожгли ёё деревню, вела отряд серая расплывчатая тень. Пусто-серая тень. Тень просто так, непонятно для каких своих целей отдала тринадцатилетнюю девочку на растерзание матерым головорезам. Отдала. Даже не называя ёё имени. А ведь её звали Мэлл… Звук медной монеты, падающей на стекло, звук дождевой капли, упавшей в озеро. Мэлллллл… Просто Мэлл тринадцати с половиной лет от роду…
- Через час ёё поймают, изнасилуют и убьют – грустно сказал Максим Белой, Юрику и Тику – там будет прогрессор. С ними. Но он их не остановит – у них принцип невмешательства…
- Массаракш, она даже младше Данки! - не выдержала Катарсис.
- Мы им сейчас покажем «невмешательство»! – процедил сквозь зубы Юрки, а Катарсис горестно подумала, что у нее есть всего час. Всего час и трое ребят, детей по сути… Но она же Сказочница все-таки, а если удастся заполучить девочку, то их будет пять, а значит, они будут неуязвимы.
- Игнатик, ты можешь сейчас очень сильно пожелать ей спастись. Очень-очень?
- Могу… я могу пожелать ей найти Храм Матери, который спрячет ее от этих уродов – сказал мальчик.
- Это Храм Девы Тысячи Сердец – кивнула головой Катарсис – и вот что, Тик… Я хочу, чтобы ты знал – у нас с тобой один и тот же Дар. Многие считают его проклятием, но это ведь не так. Тик! Я очень сильно захотела любить в тот вечер, очень. Я собрала букет полевых цветов, чтоб Яр наконец-то нашёл меня. Мы оба умеем оживлять свои фантазии, точнее мы сначала любим, а потом уже оживляем. Нам предстоит сейчас нелегкая борьба, и у нас всего час. А потому знай – МОЁ ИМЯ ЕКАТЕРИНА. КАТЯ. Так звучит моё Истинное Имя, Тик. Ты Сказочник, как и я…
- Я ОЧЕНЬ хочу найти ёё в Храме – сказал Тик – я хочу видеть ёё в Храме. Я хочу видеть ёё, я хочу узнать Мэлл! Я придумаю для неё место, куда она спрячется.
… Спасена! Надолго ли? Вокруг сейчас скрипнет дверь подвала, и войдёт кто-то из ёё преследователей? Вдруг они заложат взрывчатку – просто так, для «зачистки», вдруг… да мало ли этих «вдруг», змеиное молоко! Но у Девы на фресках были кроткие и добрые глаза. Все будет хорошо! Все обязательно будет хорошо!
В подвале Храма-Крепости Девы было темно, но сухо и тепло – камни нагрелись под солнцем, голоса мучителей эхом метались среди голых полуразрушенных стен, кирпичных зубцов, ниш, тяжёлых цепей и старых скрипучих бойниц. Мелл знала, что тут куча переходов, коридоров и тайников, но если все-таки взрывчатка, то ей ничего не поможет..
Раздался шорох, Мэлл вскинулась, как дикий, готовый терзать зубами зверёк, но навстречу ей в подземелье Храма, пропахшего травой и влажным кирпичом, держа руки вперед, вошла молодая женщина. Женщина была красива, а когда она вскинула голову, то стала похожа на Деву с изображений на стене. Рядом с нею находилось несколько ребят примерно ёё возраста, все очень интересные – черноволосый мальчик, натянутый как струна с взлохмаченными волосами и резкими глазами, второй – более мягкий и какой-то более беззащитный, чем его товарищ, с красивыми серыми глазами и волосами странного цвета, вроде бы русыми, но с непонятной рыжиной на концах, и третий – он показался Мэлл знакомым, из ёё снов. Вроде бы ничего красивого – белобрысый, с оттопыренными ушами, с царапиной на носу, но всё равно из ёё снов. Самый младший из них (и самый симпатичный) подошел к Мэлл и сказал:
- Никто, ты слышишь, никто не посмеет тебя обидеть! С нами Сказочница, она хоть и взрослая, но она – наш друг. А если нас стало пятеро – четверо и одна – нам никто не страшен!
Ребята окружили девочку. Дети вообще быстро находят слова и общий язык независимо от планеты, и вскоре Мэлл перестала сходить с ума от страха. Ей стал не страшно. Просто не страшно. Катарсис же, словно унюхав то, что не дано почувствовать больше никому, подошла к детям.
- Встанем в круг. Ребята – предложила она – встанем и пожелаем очень-очень сильно, чтобы нас не нашли… Дева нас убережёт.
И она уберегла, уберегла гигандийскую девочку и ребят из других миров вместе с взрослой, которая за них отвечает – несколько минут назад отряд чётко видел строение, затерянное среди джунглей, и предположил даже, что беглянка там, а теперь от развалин не осталась и следа. Миражом, зрительной галлюцинацией убежала крепость от наёмников.
- Я знаю, чьих это рук дело – простонала Катарсис – здесь помимо меня и Тика есть Та, кто велит. Это она велела этим нелюдям преследовать Мэлл – девочка ей живой не нужна. Значит так, слушать мою команду – я и Юрик отправляемся на разведку, чтоб найти ёё о попросить по-хорошему покинуть Гиганду, Макс и Игнатик остаются стеречь девочку. Вопросы?
- Есть вопрос – Максим вышел вперед – отчего он, а не я?
Мальчик почесал затылок двумя пятернями, как и отец, в его глазах рисовался немой вопрос: отчего не он. Ведь его, его, а не Юрика, создала сама Белая! Она его создала, она подарила его отцу с матерью, а теперь, полюбив другого, берет его сына на опасное задание, а Макса оставляет с какой-то девчонкой!
- Отчего он, а не я, Белая?! Отчего он, массаракш?
- Оттого, что у тебя сестра маленькая есть – объяснил Юрик - и Лада считает, что тут, рядом с Мэлл, ты принесёшь намного больше пользы. Если ты, Гаал, вообще надумал обсуждать приказы! Я, наверно, чуть побольше тебя ненавижу всякую заразу, поганящую Миры.
«Да что ты, массаракш, знаешь о моей ненависти?!» – подумал Макс, вспоминая серую тень без лица возле кровати дяди и тёти, и себя – восьмилетнего малька, который выстрелил бы… Точно выстрелил.
- К…Лада, ты не беспокойся – отметил Тик – всё будет хорошо, мы с Максом убережём Мэлл. У меня бормотунчик есть. И я свечу тебе зажечь смогу.
- А что это такое - бормотунчик? – с живым интересом спросила Мэлл, позабыв на минутку о своем ужасе.
Тик таинственно улыбнулся и извлек из заплечного рюкзака странного круглого человечка, который был сделан из мешочка с проволочными ручками и ножками.
Человечка повесили на цепь, после чего он несколько раз дёрнулся и стал раскачиваться. Девочка метнулась в сторону, мальчишки и Катарсис весело рассмеялись.
- Рассказать тебе Сказочку, девочка? – прозвучал механический голос – о чём тебе рассказать? О том, как юный князь Юр-Танга посадил на коня юную Странницу по Мирам, решив в скором будущем повести ёё под венец в шёлковой понёве и золотых и серебряных гривнах и сделать госпожой Юр-Танка-Пала? Или о молодой девушке по имени Техану?Техану была дочкой одной из бродяг, к ней они относились, как к зверьку какому-нибудь, а однажды с ней случилось то же, что может произойти с тобой, только потом ее еще и в костер сунули. Но ее нашла и спасла мудрая женщина, вырастила как свою дочь.
- Задай ему любой вопрос – шепнул Тик – он не разрядится…
- Я буду жить? – невнятно спросила Мэлл
- Как ты захочешь – легко ответил бормотунчик – захочешь – будешь, захочешь – нет..
Ребята переглянулись, и только Катарсис переспросила:
- Как нам ёё спасти?
- Пер-реименовать ёё – радостно заявил бормотунчик – узнать ёё имя, и дать другое.
- Меня всю жизнь звали Мэлл… - пожала плечами девочка, но Тик ёё прервал:
- Это понарошку. Мы переименуем тебя в Капельку, а потом ты снова станешь Мэлл.
- Лада – обратилась она вдруг к Сказочнице – пообещай, что ты настоящая. И что ты вернешься… Вы вернетесь.
- Ищите ёё ребята, ищите – Серая Тень держит за плечо Рэрри – она не должна далеко уйти. Если вы ёё не найдёте, не случится переломного момента в жизни Странника и Грега.
Рэрри не видит серой тени у своего плеча. Он воспринимает только ёё слова, как свои мысли. Странник и Грег захотят ёё исцелить, захотят взять с собой, но не смогут… не смогут. Они не имеют права вмешиваться. Грег не Эрик – он не бросится спасать ребенка. Ясное дело, что Грег уже не останется прежним…
-Значит так, гадюка семибатюшная – знакомый голос вывел Серую из ёё глубоких размышлений – мне все равно, останется задница Грега прежней или не останется! Забрала свой зоопарк и свалила с Гиганды! Девочку вы не получите!
Белые! Опять Белые! Сколько с ними ни бороться, а они все приходят и приходя! К горлу Ириды был прижат нож-Аллигатор: незнакомый мальчишка с диким своенравным лицом сработал быстро и чётко
- Речь идёт о выборе между эмоциями и рассудком… И убери своего гадёныша!
- Этот «гадёныш» - мой приёмный сын! Я сказала – быстро забрала отсюда весь свой бордель и свалила, ребёнка вы не получите!
Теперь Ирида видит, КТО эта Белая. Катарсис, а значит так просто она не отделается лёгким испугом. Эту дрянь не берет ни молва, ни хула, ни оскорбления. Она всё равно будет бороться под знаменем Веры, ничего не замечая на своём пути. И ей бесполезно объяснять, что таким образом она раскрывает глубокую натуру Странника, его верность выбранному пути и его непростые отношения с Умником. Белая словно слышим мысли Ириды, кивает, потом произносит:
- Девочку вы не получите – мне всё равно, что от этого зависит, будет Умник сверху или снизу! – продолжала Катарсис, а Юрик продолжал держать лезвие возле шеи Серой - Нет на свете такой идеи, ради которой нужно убивать несовершеннолетнюю… Тебя просто никогда не насиловали. МЕНЯ НАСИЛОВАЛИ, я прошла через этот Ад. Да, такого я не пожелаю никому, но ты просто не знаешь, что это такое. И не зная, не имея представления об этом, ты с радостью выпускаешь в Миры эту заразу. Мечтаешь, чтоб тебя так же изнасиловали? Скучаешь? Выйди в мини-юбке и на шпильках в двенадцать ночи в самый глухой район своего города. По крайней мере, так за свою беспросветную дурь пострадаешь только ты сама. Как назовет Грег по твоей задумке мертвое, разодранное тело ребёнка?
Серая молчала. Катарсис подошла и дала ей в глаз. Не пощёчину, а именно в глаз. По-мужски. Юрик присвистнул и восхищенно произнес:
-Лада, а ты – мужик…
- Я делаю для Миров мужчин – с достоинством произнесла Катарсис – так как назовёт Грег убитую девочку?
- Эээээто… - выдавила Серая – «отнеси…это…»
- Это ты – «Это». А ёё зовут Мэлл! Её зовут МЭЛЛ!!!
- То, что ты творишь, не имеет смысла – хрипела Серая – твоя девчонка – капля в море!
- Имеет – отрезала Катарсис – имеет для Мэлл.
- Что мне теперь делать с наёмниками? – вопрос Серой был скорее риторическим, чем обращённым к Катарсис.
- Что хочешь, хоть сама им отдайся. Но не тут. Сейчас ты заберешь свой балаган и уберешься отсюда. Создай свою планету и твори там что хочешь. Не ты Гиганду создавал. Не тебе и решать судьбу ёё детей. Считаю до трех, потом принимаю более решительные меры – один из моих ребят посильнее нас с тобой вместе взятых будет в плане исправления реальности. Несколько наших строк, и весь твой обезьянник вместе с Грегом и Эриком окажется под руинами того места, куда они полезут за Мэлл. Или еще лучше – тебе придётся объяснять матери девочки, что их дочь была зверски убита для того, чтоб у прогрессора, который не смог остановить ёё убийств, и у его любовника в будущем из-за ёё смерти возникли проблемы в постели. Вон пошла!
- Но я…
- ВОН!!! Вон, массаракш! Сука!
- Всё хорошо, Мэлл – прошептала Катарсис, обнимая девочку – они не вернутся.
- А ты настоящая? – спросила Мэлл с неподдельным интересом, обнимая молодую женщину – а то я боюсь, что и ты, и ребята мне приснились… Макс мне обещал показать свою сестренку на Саракше, Нелли. Я очень люблю маленьких, смешных девочек, таких как его сестра. Но если я вас просто выдумала, то всё это неправда, и я ничего такого не увижу
- Понимаешь, Кать… - сказал потом Тик наедине Катарсис – она, убегая от погони, придумала сама себе Сказку о том, как ёё спасать придёт Дева Тысячи Сердец и воины-рыцари. Мэлл придумала нас, и мы появились. К тому же… Кать, я… - мальчик покраснел – я, кажется, понял, отчего Яр тогда подобрал тебя в чужой Грани на обочине. Но я ему не скажу!
- Про Мэлл?
- Нет, про Мэлл скажу. Скажу, что мы решили переписываться – каждый день писать письма и отправлять самолётики с крыш. Я – с крыши нашей старой церкви. Мэлл – с крыши этого Храма Девы. Я другого отцу не скажу. Не скажу, что ты – Катя, а не Лада.
Часть первая. Сердолики - А поведай-ка мне, солнце мое, что ты у Игнатика просила в каждом письме? Что ты просила ему тебе привезти? «Ладу»? И каждый раз так еще нагло давила на совесть…
- Ладу – легко и весело отвечает мне моя девочка – я просила ему привезти мне Ладу! Потому что ты спасла мне жизнь, Лад, а ведешь себя так, будто меня для тебя не существует! Да ты хоть знаешь, что спасший отвечает за жизнь спасенного… Ты думаешь, что спасла и все, да?
Молчу: Ярик считает, что она права на все двести. Алька ему примерно ту же лекцию на СКДРе прочел. Так то Мэлл в своем праве - имеет все права на свою Ладу.
Любит значит. И не только как спасительницу. Хорошая девчонка. Очень хорошая.
Мы с нею лежим у моря на галечном пляже – купальщиков не особенно много, вода как по мне так прохладная, но очень прозрачная и чистая. Я валяюсь на полотенце, и мне лень вставать и идти в воду. Вместо этого я выбираю из россыпи гальки розовые в белых прожилках камешки. Почему? А без понятия. В женщине должна быть какая-то загадка. Вот и для меня загадка – отчего галечки, которые я выкладываю перед собой, обязательно розовые. Может оттого, что их намного меньше, чем серых с полосами и без полос, а может просто потому, что у меня нынче розово-галечное настроение. Мое черноволосое чудо плюхается рядом со мной, просто проникновенно смотрит мне в глаза, касается руки.
- Лада, это правда?
- Что правда, малыш?
- Что не ты меня создавала? Что меня создала Серая, чтобы потом уничтожить. Будто без моей смерти двое мужиков теперь не договорятся, кто кого сильнее любит и прочая фигня, змеиное молоко…
Признаться честно, сначала я аж подскочила на месте. Кто, вот просто кто, какая сволочь могла наговорить ребенку таких вещей?! Кто-то из бывших так сказать «собственниц» разыскал Мэлл и открыл глаза на то, как все было? Не думаю. Она им и тогда была не сильно-то нужна, теперь – тем более. Я за это даже не волнуюсь. Тогда кто же?
- Кто тебе такое сказал? – хмурю брови.
- Бормотунчик… - девочка краснеет и потупливает взгляд – так это правда?
- Мэлл, конечно же неправда – стараюсь объяснить как можно сдержаннее – конечно неправда. Бормотунчики вечно несут всякую дребедень, иногда – умные вещи, но в основном – дребедень. Капелька, понимаешь в чем дело – тебя создали в самый яркий момент любовного слияния твои родители, папа и мама. Твою планету – Гиганду создали Отцы-Основатели, а то, что за тобой гнались отморозки, не нашедшие себе лучшего применения, чем наемничать – факт, проявление НЕадекватной действительности. А то, что такое вытворяла "нерегулярная армия", наемники на контракте – скотство! Ибо отсутствует трибунал, как таковой…
- То есть если бы все пошло хоть чуть-чуть по другому, то за мою гибель никто даже не понес бы наказания, змеиное молоко?
- «Наказания»? А награду не хочешь? Это называлось «зачисткой», от вас «зачищали территорию». Ты оказалась не в то время не в том месте. Местом стала деревня, где живет твоя тетка. И когда ты убегала, ты посылала в тысячи миров сигнал «NC», или «Новембер Чарли», то есть сигнал бедствия. Это говорит о том, что ты – особенная, Мэлл. Не такая, как все. У меня и у этой Серой один и тот же Дар, вот только… используем мы его по-разному. И на твой призыв о помощи мы пришли обе, но я… я не думала даже, что она сможет так тебе «ответить». Не спасти, не выручить, а отдать поиграть наемникам, чтобы в будущем… Слов нет.
- Понятно – обронила Мэлл как-то слишком беззаботно – Умирать из-за чужой прихоти – вот уж нет: у меня мама с тетей, змеиное молоко, у меня подруги, парусная секция, у меня парень на худой конец!
Тааак, а вот это уже начинаются «цветочки переходного возраста». Нужно ей как можно скорее объяснить все понятия, чтоб потом ни Эшли, ни я. Ни она сама не разводили руками.
- Мэлл, в таких случаях принято говорить «друг». Если речь идет об Тике, то стоит говорить «у меня есть друг». «Мы дружим», а не «мы встречаемся». Встречаются ты с ним начнешь годкам к восемнадцати, не раньше. Если начнешь, конечно. Пока же ничего такого, что является атрибутом взрослых отношений, у вас нет. Я так понимаю, что ты не это имела в виду.
- Да, не это – легко соглашается Мэлл – «этого» с меня за глаза хватило. Да меня до тринадцати лет данный вопрос вообще не интересовал. Помню, когда папа был еще жив, маму в больницу положили, в гинекологию. Мама отчего-то скрыла, где она лежит, и сказала, что проблема у нее в почках. А у нас в школе к тому времени прошло несколько медицинских инструктажей, оттого я все знала и обиделась на маму. Что она скрыла. А после «этого» мать посмотрела на меня и сказала, что я слишком рано повзрослела.
- Ну так тем более тебе ничего от Тика не нужно, кроме прогулок, писем и разговоров. Хватит с тебя тех прикосновений, которые ты еще долго не забудешь. Но знай главное: ты – не сексуальная игрушка, Мэлл. Чем бы ни прикрывались те, кто так решил за тебя.
- А вы с директором Яром долго встречались? – интересуется Капелька уже с интересом.
- Неделю – отвечаю не тая – неделю мы с ним гуляли по Орехову. Ходили в кино и по кафе, цветы-поцелуи, на восьмой день я перебралась к нему в из своей мансарды с вещами, а на десятый мы уже расписались в «Купальском ЗАГСе». А чего тянуть-то, если ты видишь, что хочешь быть именно с этим человеком? «Проверять чувства»? Так они, Капелька, или есть, или их нет. Как можно проверять то, чего нет… «Встречаются» обычно тогда, когда не хотят отягощать себя ответственностью за семью. Начинаются всякие там «пробные браки». А дети как от таких браков – тоже «пробные»? Самое страшное, что девушки сами провоцируют парней на такие отношения, а потом сами же и страдают от этого.
- Понятно – протянула девочка – мама тоже говорит, что «испорченный товар никто не купит»…
- Слушайся маму и Ладу, Мэлл, что бы там тебе не говорили пресса, пропаганда, «молодежные» журналы и подружки. Поверь, самый лучший способ предохранения – фруктовый сок вместо полового акта. Будь сильнее и выше всего этого.
- Пошли искупаемся, Лада – малышка нежно, вкрадчиво, как прирученный зверек, трется об мое плечо.
- Не хо-чу… Ты начнешь брызгаться, заляпаешь мне стекла очков. Да и вода прохладная.
- Так и говори, что плавать не умеешь! Лад, а это хорошо, что война кончилась, а нет не выигравшей, ни проигравшей стороны?
Ну и Капелька – миллион вопросов у нее, один другого интереснее. И все такие, что в двух словах и не ответишь.
.- А сама-то ты как думаешь, Мэлл? Что для тебя важнее – безопасность как твоя, так и мамина, возможность спокойно гулять по вечерам в парке, которому скоро вернут былую красоту, и ходить на пляж, или руины, трупы, голод, продовольственные карточки, зато ощущения того, что ты принадлежишь к главенствующему сословию? Мэлл, война кон-чи-лась. Понимаешь, кончилась. Как – вопрос другой, но она кончилась. И если мне за это нужно благодарить прогрессоров, я поблагодарю прогрессоров, в которых я не верю, за то, что моя Капелька может спокойно ходить на пляж и не бояться ночных сирен.
- А прогрессоры – они какие? Хорошие или плохие?
- Разные. Как все врачи разные – один укол сделал и человека спас, а второй пьяным на вызов приехал и человека убил. Страшно, когда начинают мыслить в таком направлении: «Раз не могли помочь себе, то хотя бы поможем другим!», а я тебе так скажу – человек, на умеющий дать ладу себе, другому вряд ли поможет. Начать надо с себя, тогда мир вокруг спасется. Так, например, остановить войну на вашей планете пытался помимо прочих человек, глубоко несчастный в семейной жизни. Я ничего не хочу сказать – Корней чудесный прогрессор, Клеосемендасет с таким крестным повезло. Вот они и защищает прогрессоров всеми силами. У Джил Гаал, мамы Макса, подруга Анна – прогрессорша. Там тоже не все было в порядке с личным, и свои переживания, перемалывания проблем она всю саракшскую миссию в себе несла. А так нельзя. Нужно, как мой Яр – с чистого листа, ЖИТЬ, а не играть. Потому что людские жизни – не игрушки.
Мэл тяжело вздохнула: ей было тяжело пока воспринимать такие вещи. В ее возрасте все четко и определенно – этот хороший, я его люблю, а этот – плохой, его нужно убить, чтоб никому не мешал жить. Она еще нескоро поймет, что не всякий, кто толкнул тебя в грязь – твой враг, не всякий, кто извлек тебя из грязи – твой друг, а благими намерениями понятно куда дорога вымощена.
- Лада, а давай пойдем на Муравьиное Озеро и там ты мне почитаешь. Если уж все равно ты не хочешь купаться.
- Пошли – согласилась я, отлично зная, что она зовет меня в свое Безлюдное Пространство, к небольшому пруду в дебрях старого парка, возле которого муравьи старательно вырастили огромный муравейник, а девочка про прозвищу Капелька не менее старательно построила город из битого кирпича и камней. Творение трудолюбивых насекомых и Мэлл соседствовали рядом.
Мэлл шлепнулась на деревянную скамейку под высокими секвойями.
- Читай мне, Лада.
- Хорошо, я почитаю. На дальше будешь читать сама! Книгу я тебе оставлю, вернешь через Тика. Кстати, там про прогрессоров немало есть интересного. На чем мы остановились?
- Как убили Шуркиного отца, и он остался сиротой.
- Ага, вижу закладку… «…Но сюда приходил уже не прежний Шурчик Полушкин. Не ласковый, веселый и слегка избалованный папин сын. Приходил замызганный пацаненок с острыми скулами, с твердым кубиком в легких и застывшей душой. Сидел под мокрыми увядшими листьями рябины. Думал. Не спешил. Куда было идти? Обратно в интернат? ...Нет, про интернат сейчас тоже не надо. Про эту серость и кислый запах в коридорах. Про таблетки и уколы, чтобы ночью вели себя тихо. (И тихо вели. Но гадко...) Про улыбчивые делегации, привозившие "сироткам" гуманитарную помощь – ее потом с визгом и руганью делили воспитательницы. ...А есть такое, о чем при Женьке и при Тине вообще не скажешь никогда. Об этой ночной возне в девчоночьих спальнях. Или о скользком, как червяк, восьмикласснике по прозвищу Гульфик – активисте и директорском прихлебателе. Как он, когда гасили свет, ужом лез в мальчишечьи постели. И слюнявыми губами в ухо: "Ах ты мой хорошенький. Дай-ка я попробую на твердость твой гвоздик..." И однажды попробовал Шуркин – стальной, отточенный, длиной в двенадцать сантиметров. Шурка в сентябре подобрал его на стройке и держал под подушкой…»
Я не смогла читать дальше – Мэлл принялась хохотать. Странным нервно-радостным смехом. Потом она успокоилась, вытерла слезы и позволила себе разрыдаться. Я не стала ее утешать – пусть девочка выплачется. Ведь она, в отличие от Ясика и Тика, может вместить в себя факт, который я скрываю от своих «мужчин» - Грань, в которой жил Шурка Полушкин – моя Грань. Я была старше его и Женьки на два-три года, если не меньше. Это МОЯ Грань, это МОИ подростковые годы со «Сникерсами», которые я не всегда получала и с бананами по цене килограмма картошки, с рэкетирами, охмурить которых мечтали мои одноклассницы, с журналом «Костер» и знаменитым «… и все засмеялись», даже когда было реально не смешно… С журналом «МЫ», который тогда еще пытался призывать беречь честь смолоду, а потом перестал. Но в отличие от Шурки Полушкина я – «благополучная» девочка – могла позволить себе роскошь узнать, просто УЗНАТЬ об однополых отношениях только в 16 лет… Зло перестало принимать формы манекенов и клоунов – это уже был не его формат.
Но все равно я хочу, чтоб Мэлл прочитала именно «Лето кончится не скоро» - она не будет читать про боль и несчастья, для нее эта Сказка навсегда останется Сказкой о том, как жили-были мальчик Шурка и девочка Женька…
...Эта сказка пришла
Вслед за пыльными маршами -
Колыбельная песня в ритме конных атак.
Детям сказка нужна,
Чтобы стали бесстрашными,
Взрослым тоже нужна –
Просто так, просто так...
- Лада – всхлипывала Мэлл - я, если что, буду барабанить, Лад. Всегда. Чтоб ты пришла… И еще, Лад, пока ты выбирала розовые галечки на берегу, чтоб потом их там оставить, я кое-что получше нашла…
- Сказала бы, что у тебя тут Город – я бы все принесла с собой. Что там у тебя?
На ладошке у Мэлл лежали четыре белых сердолика, похожие на неграненые кусочки белоснежного сахара.
- На нашей планете сердолик дарят только тем, кого очень сильно любят, Лад – заявила Мэлл – отдай один из них Тику, а два возьми для себя и директора Яра. Так я буду знать, змеиное молоко, что в других мирах меня любят и ждут.
Часть вторая. Дева Озера- Все девчонки одинаковые, даже бальзаковского возраста – авторитетно заявил Тик, наблюдая за утренним процессом расчесывания у Мэлл и Сказочницы.
- За «бальзаковский возраст» - мерси – обиженно бросила Белая и пригрозила мальчику расческой – а на девчонку я не обижаюсь. Всем доброе утро, кофе в термосе. Мэлл, помоги сварить кашу на костре. Тик, Яр, шагом марш в лес за хворостом.
Мелл сладко, как юная кошечка, потянулась, зевнула и отправилась с котелком к озерцу. «Дева Озера» беспомощно, словно выброшенное на берег морское животное, лежала на боку у самой воды. Казалось, что еще немного, и она вздохнет по-человечьи, жалуюсь на злую, неимоверную тоску по ветру, который наполнит ее парус, по ласковым волнам, по рукам девочки с Гиганды, которые еще вчера так нежно и бережно покрывали ее борта смолою.
- Нет-нет-нет – мысленно обратилась Мэлл к яхте – вы еще не совсем просохли, вам еще совершеннейшим образом нельзя на воду. Постарайтесь меня понять.
Белая наблюдала за Мэлл, как она спускается к воде, как набирает котелок, как заботливо, словно живую, хлопает «Деву Озера» по просмоленному боку. Наблюдала и отчетливо видела – красивая девочка, еще пару лет и будет просто красавица каких мало: всегда большим спросом пользовались черные, искристые глаза, острый подбородок, гордо сжатые, правильной формы губы, волнистые блестящие волосы цвета ночи. А что нос с горбинкой, так это ничего страшного – это предает необыкновенный шарм, делает похожей на дочь какого-нибудь дикого непобедимого горного народа. Она будет красавицей, если… Если доживет.
- Лада, я некрасивая?
- Здрасьте, приехали – поразилась Белая – ни тебе «какую кашу будет делать?», ни тебе «когда рыбу будем чистить», а сразу с места в карьер – «я некрасивая»… Да с чего ты взяла?
- У меня на носу эта проклятая горбинка… Видеть ее не могу.
- Она затрудняет тебе дыхание? Тебе тяжело дышать из-за искривленной носовой перегородки?
- Нет, просто она мне не нравится…
- Значит, не выдумывай. Мне моя грудь до сих пор не нравится, мне не нравятся мои ступни, талия моя не нравится, не нравится подволакивать правую ногу. И перечислять я могу долго.
- Тику может быть не нравятся такие. Как я…
- Мэлл, Тик от тебя без ума. Он просто выражать это не умеет. А любят всяких. С такой грудью, как у меня, любят. Рыжих любят – обожают просто. Лопоухих любят. Точно тебе говорю. Откровенно туповатых любят – Катарсис невольно вспомнила одну из своих одногруппниц – и вообще в любом из миров обычно откровенно уродливых – процента два, ангельски красивых – процентов пять, остальные же девяносто три процента – «была б кастрюля, а крышка сыщется». И уродства у этих людей чаще всего выдуманные ими же самими. Такой горбинки нет ни у кого в многочисленных Мирах, и такой Мэлл – тоже, Мэлл – это целая отдельная Галактика. Поняла?
- Поняла. Лад, а мы из чего кашу будем делать?
- Из перловки, пшено все равно кончилось.
- А чего ты тогда говорила, чтоб я выбирала из чего кашу делать?!
- Учила тебя принимать самостоятельные решения.
- Лад, можно еще вопрос? Лад – она приластилась к женщине и заглянула, как показалось, в самые зрачки – Война правда кончилась?
- П…п..рав…да – еле выговорила Белая и отвела глаза, чтоб ветер сдул с них слезы.
- Ну и зачем ты штурвал от яхты Мэлл на ногу уронил? Не проще ли было сразу якорь? Так, чтоб она в гипсе лежала месяца два-три, а ты за нею ухаживал. Ты что, не знаешь других способов обратить на себя ее внимание?
- Например – шмыргнул носом Тик и с надеждой посмотрел на Яра. Яр все на свете знает и все на свете может. Он подскажет, как сказать Мэлл, что она удивительная.
- Ты можешь насобирать в лесу грибов и принести Мэлл с Ладой. Я, например, Ладу кулечком с земляникой навсегда к себе привязал. Ей тогда казалось, что она мне не нравится. Она вообще в тот вечер собиралась уходить с Планеты навсегда. Но я убедил ее остаться. И для этого собрал для нее землянику. Еще ты можешь помочь Мэлл с «Девой Озера», пусть даже тебе эта посудина не сильно-то и интересна. Скажу прямо – я вижу, что Лада совершенно не любит ходить под парусом, но она делает это ради меня. Много чего можно придумать, если есть желание…
- Яр – Тик вдруг стал серьезным и задумчивым – у тебя никогда не было чувства, что с Ладой в скором времени может случиться что-то ужасное?
- В данный момент ты не Ладу имеешь в виду – прямо спросил Яр – ты явно подразумеваешь Мэлл. Отчего тебе страшно за нее?
- Мне страшно не только за Мэлл, но и за Ладу. Они очень скоро поссорятся. Сильно. Лада не сможет выполнить обещанное Мэлл. Она ошиблась, Яр, при чем очень сильно ошиблась из-за этой Временной Петли. Ошибка – около тридцати лет. А мне страшно каждый день, когда Мэлл у себя на Гиганде. Она верит,что война скоро кончится… А война не кончится.
- Мы обязательно что-то придумаем с Ладой, обещаю.
- Сегодня я буду тебе рассказывать и показывать, как устроена «Дева Озера» – заявила Мэлл, отбросив с лица черные вьющиеся пряди – а ты должен меня слушаться. Иначе наша яхточка никогда не пойдет, а если пойдет, то только на дно озера.
Тик не возражал: во-первых, спорить с этой девчонкой себе дороже, а во-вторых, Мэлл и верно разбиралась в яхтах намного лучше его. Так получилось, что во время очередного обстрела на Гиганде, в бомбоубежище, она познакомилась с капитаном в отставке – сильно на его внучку, погибшую под руинами, похожа была. Старик долго думал, что бы подарить этой милой, ласковой, доверчивой девочке, но у него ничего не оказалось подходящего для ребенка, кроме справочника «Классификация парусных яхт».
- Тебе это вряд ли будет интересно – вздыхал он устало – ты же девочка…
- Мне очень интересно – заверяла Мэлл – я пойду маме почитаю, она всегда, когда я ей читаю вслух, успокаивается и перестает психовать.
- Не смей так о матери! – резко прерывал капитан в отставке – она не психует, у нее душа болит! За тебя, за то, поешь ли ты завтра, хватит ли нам в убежище воды, уцелеет ли ваша квартира после того, как объявят «Отбой тревоги». У войны, Мэлл, не женское лицо, запомни это навсегда. Для тебя это пока что-то вроде игры, ненастоящее. Я не виню тебя за это: твой возраст не умеет иначе, но для твоей мамы все настоящее. И если ты ее спросишь, о чем она мечтает, то даю тебе слово старого моряка: она ответит, что мечтает об окончании этой проклятой войны. А сейчас пойди, обними мамочку, поцелуй ее и почитай ей книжку.
- Рассмотрим основные части корпуса парусной яхты. Передняя часть корпуса называется носом, задняя — кормой. Части корпуса, нависающие над водой, носят название носового и кормового свесов; боковые поверхности корпуса — бортов. Правый и левый борта определяются, если смотреть с кормы на нос. Нижняя поверхность корпуса называется днищем, переход от борта к днищу — скулой – Мэлл в полголоса читала матери книгу, а Эшли мирно спала на грубом деревянном топчане под ее увлеченный шепот.
- Как вы приучили ее читать? – давались диву матери одноклассников Мэлл – как вы заставили ее полюбить читать, Эшли?
Эшли понимала, что ситуация, мягко говоря, выходит из-под контроля… Спрашивать ее, как она приучила Мэлл читать – то же самое, что спрашивать у птицы, как она приучила своих птенцов летать. При чем спрашивать ее об этом будут куры. Чего они от нее ждут? Рассказов о порках, скандалах, запретах выходить на улицу, пока дочь не прочтет «от сих до сих», лишении ужина? Так всего этого не было – вообще, что это за понятие «заставить полюбить»? Но женщины этого не понимали – раз у врача местной больницы Эшли ее дочь Мэлл читает, значит, она заставила ее это делать.
- Во-первых, у нас полон дом книг – смущенно начала мама Мэлл – и потому моя девочка…
- У нас тоже полный дом, змеиное молоко – затараторила одна из матерей, жена какого-то барона - Три шкафа книг, даже страницы не расклеены - бери, читай!
- Да дело не в этом, что полный дом книг. Дело в том, что при Мэлл постоянно все читали. Читал мой покойный муж, читали мои родители, которые давно уже не с нами. Читала я, гуляя с коляской по парку: коляска в одну руку, книга в другую. И она невольно повторяла мои действия. И она видела, что мама читает – не курит, не вино пьет, не гуляет по увеселительным заведением до ночи, а читает. Или на работе, или по хозяйству, или читает… А еще мы с нею записались в библиотеку…
- Куда?!
Так, как смотрели другие мамочки на Эшли, смотрели только на барона, который продал свое имение, предметы роскоши и ушел в горные отшельники. Вот он, материнский подвиг! Ходить по библиотекам, а не по увеселительным заведениям ради того, чтоб девочка читала! Пойти на такие ужасные лишения!
- А что вы там делаете… ну, в библиотеке?
- Книги выбираем – пожала плечами Эшли – я выбираю взрослые, Мэлл – детские. Все устные уроки мы всегда делали вместе.
- Как?! Как, Эшли, как можно делать вдвоем устные уроки? Ведь устные уроки ребенок должен прочитать САМ.
- Прочитать – да, а обсудить прочитанное – только с кем то. Я обычно варю кушать и прошу: «Почитай мне, доченька! Почитай мне, что в школе задали». Она и приходит, и читает, а я ей интерес разжигаю, делаю вид, что мне интересно и увлекательно, аха-охаю. Потом спрашиваю: «Понравилось?» Это первое что надо спросить. Потом уточняю – что понравилось, с кого стоит брать пример, с кого-нет. Иногда мы даже играли по ролям. Стала постарше – стала меня спрашивать, о чем книжечки у меня. Я ей и рассказывала в общих чертах, она понимала, детям вообще интересно все «про любовь».
На Эшли снова посмотрели. Но на этот раз как на психа занятного. Забавную душевнобольную.
- Ей что, слушать ваши пересказы про любовь, которая кем-то придумана, интереснее, чем обсуждать столичные сплетни? Как может «книжная любовь» быть интереснее реальной?
- Интереснее – пожала плечами Эшли – потому что с героями книг ты сопереживаешь, мысленно споришь, получаешь удовольствие от процесса, а любовь всяких там баронесс и герцогинь случилась НЕ С ВАМИ. Это все равно, что в чужом грязном белье рыться.
- Это же ребенок! Книга ей не может быть интереснее обсуждения светской столичной жизни!
- Может. Вот вы когда в последний раз читали?
- Я, милочка, уже свое отчитала. Я и битая была за то, что не читаю, и без ужина сидела. Замуж вышла – все, хватит. Больше никто меня не заставит.
Эшли вздохнула, позвала Мэлл и они вместе отправились в библиотеку: туда вернули книги, которые они с дочкой давно хотели почитать.
- …Вот смотри, Тик, это все очень просто: носовая часть палубы называется баком, кормовая — ютом, средняя — шканцами…
Катарсис наблюдала за Игнатиком и Мэлл и думала о том, какое же она все-таки сухопутное существо – как по ней, все это называется «корыто с простынею», аж перед Усиком неудобно. А еще она думала о том, что жить этой девочке осталось всего ничего… Тридцать лет… До окончания войны Корнеем и его командой осталась сущая безделица – несчастные тридцать лет. Всего лишь…
Перебраться со своей Гиганды на Планету Яр предложил Мэлл сразу после того, как узнал про Храм и наемников. Но девочка не соглашалась – дома, на Гианде останется ее мама. А как можно оставить маму в этом кровавом аду, а самой уйти жить на Планету, которая более-менее спокойна, по крайней мере на ближайшие лет десять? Никак. Это же мама. И точка.
- Когда «младенцы» заснут – приходи к костру – шепнул на ухо Яр Белой. У меня с собой «растворимый кофе «Верона» имеется. Два бокала забери из бокового кармана, поняла?
Белая кивнула, но как-то безразлично. Все ее мысли были о другом – какого массаракша она не послушала Тётю и Льдинку?! Зачем вообще поперлась к Серым в этот их замок «Льда и Пламени» (это после того, как Серый Остров того, они… вот именно), просто зачем? Она им ничего не доказала, они ей ничего не доказали. Только возникли эти тридцать лет. А может и не возникли, может эта очередная Временная Петля, которую поди разомкни. Не может она так, не мо-жет. Неужели они с Яром ничего не придумают?
Озеро, возле которого они сидели, по праву считалось «их» озером – около него Яр и Белая объяснились друг другу, здесь зародилаьс их любовь. На траве было уже холодно, потому Яр расстелил свою «командорку». Так они называли любую куртку, от спортивной до камуфляжной, которую якобы специально разработали для накидывания на детские плечи, при чем прицельная дальность накидывания до - 10 метров. Яр наполнил бокалы привычным и полубившимся напитком. Хрусталь зазвенел, но как-то грустно и неискренне. Праздновать было нечего, хотя они и любили друг друга.
- За присутствующих здесь дам – грустно констатировал Яр – даже за тех, кому по малолетству возбраняется сидеть допозна.
- За присутствующих – грустно ответила Лада – за ее здоровье, чтоб завтра она была живой. И так – тридцать лет. Яр, я всего-лишь навсего дала Капельке Надежду, она поверила, что эта долбанная война на Гиганде кончится! А чтож получается: «Извини, дорогая, облажалась. Не произвела нужных подсчетов? У нас, у Сказочников, так бывает, мы позволяем себе давать информацию, которую не проверили сами лично. Я считала, что если это Гиганда, то войну нужно заканчивать поскорее, чтобы с тобой не дай Дева Тысячи Сердец , ничего не стряслось. Хорош устраивать на планете Содом.
- Ну да – кивнул Яр – тут уж столкновение интересов, Ладошка. Тебе хочется, чтоб война поскорее закончилась и больше не начиналась – тебе главное спокойствие девочки и ее матери, им же нужно, чтобы война длилась как можно дольше – описывать «яркую сексуальность» военной формы этих фашистов и развивать «непростые и неоднозначные» характеры своих героев. Вопрос только - при чем тут дети Гиганды?
Сказочница отставила пустой бокал и посмотрела на звезды. Далекие, но не чужие. Слишком даже не чужие. Лучше бы они были хоть чуточку более чужими. А так это ведь самая настоящая пытка – знать, что где-то есть созвездие Кита, в этом созвездии горит неяркая солнцеподобная звезда, вокруг нее бегает каменюка по имени Гиганда, а на этой каменюке живет бологическая форма органической жизни – девочка по имени Мэлл. И для этой девочки по имени Мэлл она НИЧЕГО не может сдалать, потому что до окончания войны Корнеем осталось каких-то несчастных одинадцать тысяч дней! И даже если чисто из вредности Серые Мэлл все-таки добьют, на планетах будут любить, ненавидить, ссориться, мириться, смешивать кровь и разрывать семейные узы. И никто, никогда не узнает, что где-то умерла галактика по имени Капелька!
- И знаешь, Яр, это не тот случай, когда достаточно просто сказать «Прости!» - Белая расплакалась – А знаешь, что еще хуже? Достойнее сказать «прости», чем крутить, жаловаться не непреодолимые препятствия и кормить обещаниями! Тут мне не поможет даже Побратим.
- У тебя есть Побратим?
- Есть. Мой любимый, драгоценный Побратим, с которым мы больше трех лет назад смешали кровь. Мой Брат - Малк. Безумец. Он может говорить гениальные глупости, на которые нельзя сердиться. Совершенно нельзя сердиться. Для него признать такого рода вину, какую я сейчас признаю перед тобой, так же естественно, как подарить кому-то свою шляпу или поменять маску. Его словам нельзя верить буквально - он Безумец, всегда есть какой-нибудь двойственный смысл, загадка, зашифрованная в последовательности звуков и интонаций. С ним трудно дружить, но его очень легко любить. Я всю жизнь страдаю оттого, что у меня наоборот, ты ведь испытал это на себе, Родин. Лично для меня не так давно было трудно просто повиниться, признать свою ошибку, неудачу, поражение, попросить прощения…
- Тебе? – изумился Яр
- Мне – легко улыбнулась Белая – только с тех пор я изменилась. Теперь я легко признаю ошибки. Ошибки, Яр, но не поражения. А это сейчас не ошибка, а поражение.
- Давай еще «Вероны» – махнул рукой Яр.
Он разлил остатки по бокалам.
- Жаль, что шампанского нет – Сказочница уже порядком захмелела, и хмельной дурман делал ее развязаннее и нтереснее - напиток дешевых шлюх, хотя Брат не считает себя дешевой шлюхой. Поиграй мне, Яр. Хочу спеть тебе «Деву Озера».
Яр улыбнулся - сама жена не играла на гитаре. Исторически не сложилась. Медведь Ладошке на ухо не просто наступил, а станцевал чечетку. При чем не один, а с друзьями. Именно потому все ее героини виртуозно владели этим инструментом. Оружием – не всегда, а вот гитарой!
- Лада, я просто диву даюсь, какой же ты удивительный человек, как мне с тобой повезло. Каждый раз так думаю, когда вижу тебя и Мэлл.
- Отвечу словами одного из Отцов-Основателей: нет Миссир. Я очень безответственный человек. Я имела неосторожность дать Мэлл Надежду, и я же эту надежду не оправдала. И боюсь, что не оправдаю. Тетя Лори мне говорила – не надо глубоко копать, Племяш, не лезь к Серым. Они если хотят ее видеть мертвой, они будут ее видеть мертвой. А я полезла, полезла, потому что чувствовала: создам континуум – пострадают сотни таких, как Мэлл.
– Улыбнись – прошептал Яр на ухо Катарсис.
- Зачем?
- У тебя потрясающая улыбка. А еще все глупости во всех Мирах совершаются с серьезным выражением лица. Я хочу, чтоб ты знала: это УЖЕ не поражение, которое ты или признаешь, или не признаешь. Это задача, которую ты или решишь, или не решишь. Я так понял в Городе, после того, как дернул ручку и увидел в коморке спящего Тика. Город сберег его…
- ЧТО ТЫ СКАЗАЛ?! Яр, Ясик, Ясенька, ты просто … гений! Гений!!!
Сказочница улыбнулась. Сперва натянуто, потом теплее, а потом искренне и легко, а потом расхохоталась!!! Мир сразу засиял всеми цветами радуги.
- Мэлл, Мэлл, проснись говорят тебе!!!
- Лада! Ты что с ума сошла? Глухая ночь во дворе… Чего разбудила, змеиное молоко?
- Значит так, Мэлл… Помнишь, я обещала, что война закончилась у вас на Гиганде? Забудь.
- ТО… То есть как это «забудь»?! Как это «забудь»?! Разве этот прогрессор – Корней и его команда ее не остановят?
- Остановят, Мэл, остановят. Обязательно остановят. Только не сейчас, а через тридцать лет. Я ошиблась в расчетах, Мэлл…
Сон как рукой сняло. Юная гигандийка просто оторопела.
- И ты…ты…ты… да как ты могла! Да ты… хуже Серой! Ты хуже не знаю кого!!! Хуже тех насильников, которые гнались за мной! Ты…ты…
- Все сказала? А теперь помолчи и слушай сюда! Сейчас твоя жизнь и жизнь твоей мамы в твоих руках: Мэлл, ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО создала новое Безлюдное Пространство! Ее даже Павел Тюльпанов – сомбро из Лугового признал и занес в каталог. А над Пространствами бессильны все – и корректоры, и прогрессоры, и тем более Серые. Ты должна всеми способами, ВСЕМИ отвести туда маму и пробыть с нею там часа два. Остальное… остальное Пространства сделают сами. Поняла?Только постарайся помоь маме не упасть в обморок, когда она на электронных городских часах увидет не «**36 год», а «**66» год. Иди…
Мэл вскочила с постели и оделась за считанные минуты. Она порывисто обняла Ладу и ушла по лесной тропинтке, которая должна была вывести на Дорогу. Ту Дорогу, возле которой некогда построили Храм Матери. И не важно, что в разных Мирах ее называют по-разному. А Катарсис подумала, что не такая уж она и плохая – «Дева Озера», будущие паруса которой алой рудой окрасил рассвет.
Часть третья. БерегиниВ северное крыло давно никто не ходил - цепочка Айсоровых следов рассекала тонкий слой плотной серой пыли на полу. «Надо будет распорядиться, чтобы навели порядок», - подумалось машинально. Так ведь не пойдут же - будут отводить глаза, заверять, что ни к спеху, а не пойдут. И Айсор их понимал. У самого еще ни разу не возникало мысли прийти сюда, даже в буйном детстве. До вчерашнего дня. До спокойного взгляда магистра Корнелия и невозмутимого «Ну, вы же сами знаете ответ».
Айсор знал. Как и весь Город - пусть и молчали обитатели великой Столицы, пусть и улыбались недоверчиво, а знали. Короткий ответ на простой вопрос: кто виноват?
Неделю назад в городе зацвела вода. Вся - в колодцах, фонтанах, прудах... Подернулась тонкой пленкой зеленовато-бурой ряски и начала вонять.
Лучшие маги уже семь дней бились над ее очисткой, жрецы из Храма, и те вызвались помогать. Но ни заклятья, ни просьбы к богам не помогали. Вода оставалась зеленой и тухлой.
Айсор велел организовать подвоз чистой питьевой воды из ближайшей реки на краю предместий, но хранить воду в городе не получалось - к заходу солнца она тоже зацветала.
Над столицей навис призрак Жажды. Паники в городе еще не было - Айсор велел удвоить количество стражи на улицах, эта мера пока помогала. К городским воротам потянулись первые беженцы, пока еще - одиночные, знатно украшенные паланкины. Но Айсор отлично понимал, если бедствие продлится еще дня три, жители побегут из столицы толпами. И это будет конец Города.
- Мэлл, ну и зачем ты меня сюда притащила? Именно сюда, не в бомбоубежище? Ведь если снова начнется обстрел, ничего не уцелеет – ни твое Муравьиное озеро, ни твой Город, ни Графский Парк в целом…
- Ма, ну нельзя же все время жить войной – дочь накинула матери на плечи теплую куртку – как будто в бомбоубежищах сто процентов гарантии безопасности. А у меня тут есть мой Город. Только вот вода что-то в водоемах зацвела, это плохо – жители начнут умирать от жажды…
- Мэлл, какой же ты у меня ребенок все-таки – тяжело вздохнула Эшли – да сих пор играешься в свой Город? Что тебе врач в госпитале сказал – у тебя начало полового созревания.
- Знаю-знаю, девочка превращается в девушку, организм готовится к материнству…
- В заразу ты превращаешься. В свекровь мою покойную: тоже нос с горбинкой, волосы жесткие, как проволока, и все норовила поперек сказать, змеиное молоко.
- А зачем ты меня потянула к тому врачу тогда? У меня же просто хрящ стал выпирать, а не щитовидка, он же прописал не столько мне витамины, сколько тебе от головы.
- Ага, поговори у меня еще! Ты бы видела, как люди гниют живьем на зловонных простынях только оттого, что вовремя не прошли обследования. Кто из нас врач, госпожа капитан парусного фрегата первого ранга? Так что не спорь, я же не учу тебя ставить паруса на стаксель при наличии зюйд-зюйд-Веста.
Дочь не понимает… Просто НЕ понимает, что если бы тогда она не вернулась живой, сообщая со слезами на глазах, что Рути больше нет, а ее пытались изнасиловать несколько человек, Эшли бы не жила. Просто не жила. Трех дней бы не прожила – на четвертый пустила бы себе пулю в лоб. Она осталась жить ради Мэлл, когда не стало Гура, она осталась жить ради Мэлл, когда в закрытом гробу хоронили Рути, буквально изрезанную Рэрри на ремни. Но ради чего жить, если у нее не станет Мэлл? «Я бы застрелилась, если бы с тобой что-то случилось. Я бы удвоила, утроила ЗЛО, выпущенное в мир людьми, которые лишили бы меня тебя. Градостроительница моя, мой капитан первого ранга, до сих пор засыпающая с куклами».
А дочь смотрела на свой Город и думала о том, что сказала Сказочница Лада: «Мэлл, ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО создала новое Безлюдное Пространство! Ее даже Павел Тюльпанов – сомбро из Лугового признал и занес в каталог. А над Пространствами бессильны все – и корректоры, и прогрессоры, и тем более Серые. Ты должна всеми способами, ВСЕМИ отвести туда маму и пробыть с нею там часа два. Остальное… остальное Пространства сделают сами». Сами… А как сами? Они что, разумны?
Длинный пыльный коридор закончился высокими створчатыми дверями, и мужчина замер, не решаясь их отворить. Снаружи его ожидала северная аллея дворцового сада, которую Айсор никогда не видел, и старое фамильное проклятье, в которое мужчина никогда не верил.
Впервые эту историю рассказал ему отец, в один из редких вечеров наедине. Айсор тогда был еще совсем мал и очень любил сказки, а потому запомнил его рассказ слово в слово. Даже сейчас, спустя десятилетия, он будто вновь слышал спокойный, уставший голос.
- Садись, сынок, я расскажу тебе сказку. Я ведь давно не рассказывал тебе сказок на ночь, правда? Ты прости, я был занят...
- Но папа, сейчас ведь еще не ночь!
- Да, не ночь. Пусть это будет сказка просто так.
Давным-давно в одном большом и богатом городе жила семья Берегинь. Это такие особые волшебницы, сын, они умеют хранить жизнь людей от бед. Это были хорошие Берегини, сильные, мать и дочь, вот почти как ты. И народ любил их. Но однажды правитель того города вызвал к себе Мать-Берегиню и потребовал у нее счастья для своей семьи. А она отказалась помогать ему...
- Она что, счастья пожалела? Жадная.
- Не перебивай. Нет, она не была жадной. Но счастье одного человека всегда завязано на несчастьях кого-то еще. И Берегиня отказалась отдавать Правителю всю меру отпущенного на город везения.
- Но Правителю нельзя отказывать!
- Да, нельзя, именно поэтому Правители так редко о чем-то просят. И этот рассердился на ее отказ. И велел схватить Дочь-Берегиню и заточить ее в камень, но не до конца, а так, чтоб дышать могла. И дал ее матери три дня на размышления. А через три дня старшая Берегиня повторила свой отказ.
- Правитель ее казнил, да?
- Он казнил их обеих. Велел замуровать в камень. А через три дня перед дворцом Правителя появилось два каменных истукана - мать и дочь. Иногда они говорят человеческим языком, и тогда в роду Правителя случаются несчастья. Говорят, это прекратится, когда зажгутся сердолики, что стоят на головах истуканов. Свет их отразится в розовых камнях, окружающих статуи, и проклятье спадет.
- А Правитель чего?
- Тот Правитель умер двести лет назад, сын. И сердолики до сих пор не зажглись.
- Это какая-то неправильная сказка, папа!
- Какая есть...
А Город наоборот читается как Дорога…
Они встретились на Дороге, хотя до этого редко встречались, но Дорога – такое место, где все, кто дороги друг другу однажды встречаются. Катарсис заговорила первая с Вэли, заговорила так, как принято у Белых с первых дней, в их негласном договоре.
- Ровной тебе Дороги, Бедняжка.
- И тебе. Сказочница, ровной Дороги. Что привело тебя ко мне?
- Несправедливость, Бедняжка, несправедливость. Мы, будучи Белыми, редко встречались на Дороге… А у меня, так получилось, девочка-койво зачала новый Мир, прямо как твой Сережка, играя, создал Мир Лая. И что самое смешное – мне нет доступа туда, в те Грани, которые создают дети-койво. А у тебя… у тебя есть, я поняла это, когда увидела, что для тебя Мир Лая ближе, чем мир Серёжки. Прошу тебя, найди ту Грань, которую породила моя Мэлл. Иначе… я ее не спасу – Грег выстрелит. Грег выстрелит в нее, а ее мама не выдержит и покончит собой. Я не смогу их спрятать, если это не Пространство. Брат-Безумец не смог найти этот Мир.
- Отчего ты решила, что я найду, Сказочница?
- Это совсем рядом с миром Лая. Ты легко найдешь – Мир гибнет, а две статуи, Мать и Дочь, иногда разговаривают между собой. Одна статуя говорит: "Мамочка, мне страшно..."И другая - побольше: "Не бойся, доченька." Еще… еще там есть Император. Я не знаю его. Не знаю. Им просто нужно сказать, что Мама и Дочка их простили, потому что так захотела девочка с Гиганды. Мэлл.
- Хорошо, я найду этот Мир, очень похоже на Тереру – пообещала Бедняжка – Прямой Дороги.
- Прямой Дороги. Спасибо тебе за тебя. Да, и… меня зовут Катарсис. Просто знай.
- Хельга. Прямой Дороги, Катарсис.
Айсор тряхнул головой, отгоняя незваное воспоминание. Та сказка была последней, которую рассказал он слышал от отца. Потом началось Время Смуты, и Правитель Тереры Осилайн Мудрый уехал из столицы воевать. А его сын, Айсор, остался расти и учиться править. И сказок на ночь ему не рассказывал больше никто.
Вчера, после разговора с заезжим мудрецом, Айсор отправился в родовую библиотеку, туда, где хранились записи личных летописцев Правительского рода. И он нашел: сухую пометку о казни жрицы древнего культа Матери-Хранительницы, "путем заточения виновницы в камень". Случилась та казнь двести шестнадцать лет назад. Больше о родовом проклятии не говорилось нигде. Но ведь люди знали. И не зря же никто не ходит в это крыло уже два века?
Айсор толкнул от себя резные створки дверей.
Широкая мраморная терраса сбегала плавными ступенями в высокие заросли разросшейся, нестриженой травы. Узкая дорожка из разноцветных плиток рассекала это цветущее, пряно пахнущее море прямой стрелой, уводя под сень раскидистых деревьев. И только их правильное, выверенное до полушага расположение напоминало о том, что когда-то этот заброшенный уголок был частью ухоженного сада, закрытой сейчас стеной.
Перед деревьями трава расступалась в стороны, обнажая странные розоватые плиты. На них, по обе стороны от дорожки, стояли два каменных столба - один вполовину выше другого, и тень от яркого солнца рисовала странные узоры на их серых боках - вроде как две ладони тянутся друг к другу, или мерещится?..
Айсор, не думая, уселся на резные перила террасы, затянутые цветущим вьюном. Старая неправильная сказка оборачивалась страшной неправильной былью. Потому что можно излечить город от наведенной порчи, можно очистить воду от случайного дикого заклинания, но снять вековое проклятие... Впервые за шесть лет своего внезапно начавшегося Правления Айсор не знал, что делать.
За высокой каменной стеной, едва угадывающейся за ветвями деревьев, ждала своей участи столица.
Правитель Тереры встал и легко сбежал по мраморным ступеням. К этим.
Вблизи истуканы - а как еще назвать две каменные глыбы? - не походили ни на что. На верхушке каждого горькой пародией на корону застыли кристаллы сердолика, чистые, как горная вода.
Солнце играло бурыми и черными переливами странного камня, кружило голову чехардой теней... Вот вроде как два лица проступают из грубых валунов, похожие друг на друга, женские, только одно явно моложе. А чуть повернешь голову, и лица исчезают, уходя обратно в камень, но зато появляются две фигуры, снова похожие, в одинаковых простых платьях... Еще шаг, и видны только тени - ни смысла, ни формы...
Дикая пляска неподвижного камня - а бывает, оказывается, и так, - заставляла мир вокруг тускнеть, колыхаться туманным маревом.
Айсор дернул головой и опустил взгляд на ровные розовые плиты. Так стало еще хуже - теперь на плечи тяжко давили два чужих, мертвых взгляда, один справа, второй слева.
Айсор решил не думать о реальности и иллюзиях, и просто сел на каменную дорожку. Смотреть на цветы было гораздо легче.
- Здравствуйте, - негромко сказал он камням за спиной, - а я вот пришел... Поговорить. Интересно, сколько моих предков уже побывало здесь? Молчите?.. Отец был, я знаю, я теперь понимаю тот его взгляд тогда. Это он вас увидел, сказка вы наша. Неправильная... Что ж вы ему сказали такого? Молчите?.. А ведь должны разговаривать вроде как со мной. Я ж представитель рода, как-никак. Правитель. - Айсор усмехнулся, чувствуя затылком чужое внимание. - Да-да, такой же, как тот дурак, что хотел бесконечного счастья... Двести лет мы за эту дурость расплачиваемся. За чужую ведь дурость, я вот и имя-то этого... счастьелюбца только вчера узнал. Не слишком ли жестоко караете?.. - Правитель замолк.
Ветер весело шелестел листвой, солнце ласково грело бок, легко качались колоски травы. Давили на плечи два взгляда вперехлест, молчали.
Айсор вздохнул и заговорил снова, уже тише:
- Моя мать умерла, когда мне и года не было. Не знаю, из-за вас, нет... Отец растил меня сам, слугам почти не доверял, знаете, какое это было счастье - иметь право прийти к нему в любой момент, поиграть забежать, сказку попросить?.. То счастье, которого нашему роду не положено. И вы ведь поговорили с ним, прекратили непорядок... За что? Моего отца народ прозвал Мудрым, знаете? За что вы наказали его?.. А меня сейчас? А, Берегини?
Темнота обрушилась со всех - непроглядная, холодная... Сдавила каменными тисками тело, плеснула острыми гранями по глазам, высекая слезы, которых не было. Забила глотку колючей гранитной крошкой - не вздохнуть, не выплюнуть. Рванулась внутрь, заливая мышцы болью, заставляя рассудок молить - о воздухе, о свободе, о свете. Время дернулось последними ударами сердца и увязло в камне. Бесконечная пытка смертью.
И где-то посреди этой боли тонкий девичий голосок позвал испуганно: "Мамочка, мне страшно..."
И другой, женский, выдохнул ласково сквозь каменное крошево: "Не бойся, доченька."
Мэлл уснула. Эшли осторожно коснулась ее лба – не горячая ли? Горячая. Но это не значит, что дочка больна. Просто у нее такой возраст, когда каждый день что-то меняется. На сердце с недавних пор жалуется, тоже «болезнь роста».
Взрослеет девочка. Скоро она забудет свой Город, перерастет, отбросит на обочину новой, взрослой жизни… Если… нет, о том, что дочь не доживет, Эшли старалась не думать. Хотя мысли в голову лезли – на войне и взрослые-то сходят с ум. А что говорить о маленьких? Их убивают намного чаще, пулеметы обычно стоят у самой земли. Но красиво город построила. Красиво – тут тебе и озеро, а для «жителей» - целое море поди, тут тебе и запущенная клумба с одичавшими цветами – «Императорский сад», она через «заросли» она тропинки битой плиткой и крышками от бутылок выложила. Дворец да и только! А статуи какие у нее красивые – два камня, похожие на женские фигуры, кругом розовая галечка с пляжа, а сверху приделала пластилином два сердолика. Эшли часто интересовалась, что это значит, а Мэлл отвечала:
- Это мы с тобой, ты и я. Мы – девы Тысячи Сердец. Пока нас никто не обижает – Городу нечего бояться. Но если нас кто обидит – весь Город будет страдать.
Детство, конечно, но как в воду смотрел ребенок: знать бы, где упасть, так соломку постелила бы Эшли, не отдавала бы ее Рути, и все тут! Кто ж знал, что в ее «спокойном районе» контрактники бесчинствуют. Ладно бы просто напивались да свои похабные частушки орали, так нет ведь – песни решили былью сделать, а младшая, сорокалетняя сестра Рути оказалась для них слишком «старой». Знала бы – не отсылала бы к сестре! Не отсылала бы!
- Мамочка… Мне страшно! Мне страшно!!!
Эшли тогда высыпалась перед ночным дежурством в небольшом вагончике при больнице, служившем сестринской. Был непоздний вечер, когда голос дочери зазвучал, разрывая барабанные перепонки.
- Мамочка, мне страшно!
- Не бойся… Не бойся, доченька! – истерически закричала Эшли и стремглав бросилась из вагончика. Через несколько секунд в него угодил разрывной снаряд.
Вдруг…А случилось это именно вдруг..
- Мэлл, быстренько просыпайся, гляди какая красота! Лучики солнца упали в твои сердолики, преломились, рассеялись, и в каждой твоей галечке по солнечному зайчику. Иди, любуйся.
Девочка словно выскочила из состояния полудремы и бросилась к статуям. Они стояли, прижавшись друг к другу и наблюдали за этим обыкновенным чудом.
«Пространства все сделают сами…»
- Пошли домой, мамочка, дождь начинается.
«Местное время – шесть часов одна минута. Сегодня двадцать шестое число месяца Горностая **63 года» - пропели наручные часы Эшли, которые резко заработали.
Женщина почувствовала, что земля уходит из-под ног – с утра во дворе был **33 год.
-Все хорошо, мамочка, война кончилась! Хотя в ней никто не победил. Она просто кончилась…
Робкий вечерний свет ударил по глазам, заставив, зажмурится, и Айсор жадно хватанул ртом прохладный свежий воздух. Отзвук тихих голосов таял в ушах, пробираясь сквозь надрывный, сухой кашель - тело пыталось избавиться от памяти о камне.
- Хорошо...- прохрипел Айсор, упираясь ладонями в розовые плиты: встать-встать-встать! Встать не получалось.
- ...заслужили. За такое.., - голос ломался, пропадая, - каждый из нас... Пусть. Но Город-то за что? - он, наконец, смог поднять голову, чтобы заглянуть в лицо Матери. - Город-то... Не виноват. Ты же Берегиня...
Ответный взгляд камня ударил Правителя в лицо, уронил обратно на плиты.
Эта темнота была другой, обычной. Почти как во сне.
Последней связной мыслью было: "И ведь искать не станут, знают, что в северное крыло ушел..."
Закатное солнце разлило багрянец по дикому углу парка, застенчиво коснулось лучами холодных граней сердоликов. И словно в ответ внутри обоих камней взметнулся чистый белый свет, отразился в гладких розовых плитах, ложась разноцветными бликами на неподвижное мужское тело.
Просыпаться было неудобно: холодно и мокро. Как всегда, когда ночуешь на голой земле.
- Мама! - радостно воскликнул девчоночий голос неподалеку. - Смотри какие!
Айсор открыл глаза.
Лежал он и правда на земле, точнее, на смятой, душистой траве - розовые плиты куда-то пропали. Как и каменные истуканы.
Совсем рядом, почти касаясь локтем его головы, сидела, поджав в ноги, стройная женщина в простом длинном платье. И невысокая девчушка протягивала ей охапку цветов, улыбаясь от уха до уха.
- Доброе утро, - вежливо сказал Айсор, садясь.
Женщина прижала к себе букет и обернулась, у нее оказался совершенно прежний, тяжелый взгляд.
- Приветствую тебя, Правитель Айсор, - медленно проговорила она, глядя поверх цветов. - И да пребудет благословение Хранительницы с тобой и твоим родом.
- И твоим городом, - тихо и совершенно серьезно добавила девчушка у нее за плечом.
Айсор молча кивнул.
- Пойдемте под крышу, - неожиданно улыбнулась старшая Берегиня, враз становясь обычной женщиной. - Тут сейчас такой ливень начнется...
Эпилог в комментариях
@темы: Наше творчество
-
-
30.10.2010 в 17:19- Так вот ты значит, какой… Я именно таким тебя и представлял. Властолюбец, готовый ради своего авторитета даже убить ребенка…
Грег от удивления уронил топор около поленницы – от Пандоры можно было ожидать чего угодно, но не ЭТОГО – его призрачный гость был хорош собой, строен, если не сказать статен. И молод… Молод, не старше самого Грега. Вот только внешность в корне отличалась - смуглый, невысокого роста, худощавый, с прямыми распущенными волосами до плеч, мендалевидные глаза. Грегу особо такие не нравились, но все равно - было в нем что-то такое, что не оставляло разнодушным. Вот только настроен юноша в пурпурной мантии был отнюдь не романтично. Грег нажал себе на глазные яблоки, но визави и не думал исчезать: он стоял и криво усмехался. Его усмешка не предвещала ничего хорошего. «Все, доработался, псевдоконтакт» - подумал Грег. Он захотел позвать Поля, но мужчина посмотрел на таким взглядом, что Грег не смог даже пошевелиться. И сейчас же убийство девочки снова встало перед глазами. Грег все-таки почувствовал… именно почувствовал, как это все-таки больно, очень больно глотать пулю, истекая кровью.
А мужчина молчал. Просто стоял и молчал, холодно глядя на агонию Грега. Грег уже умолял его взглядом прекратить мучения, его губы шептали, что он все понял и осознал, но Правитель Айсор молчал. Просто молчал
- Она тоже… - наконец-то выговорил он – она тоже вас просила. Но вы убили ее. Вы убили Берегиню. Не живут те планеты, на которых безнаказанно убивают детей, горе тебе, если ты убил ребенка, и горе еще большее, если ты это сделала не на своей планете.
- Она… она жива… - прохрипел Грег – она… осталась жива… Я нигде никому не говорил, мне бы не поверили, но она осталась жива. Никто на Земле не знает, что она исчезла в Храме Девы Тысячи сердец среди джунглей. Своей группе я сказал, что сам ее застрелил и спрятал в подвале… Иначе… я бы потерял в их глазах авторитет.
- Что ты сказал?
- Девчонка… жива… узнай кто об этом – мне не жить…
- Странно, что ты жив, взяв на себя ее убийство. В нашем Мире тебя бы давно…
- Что, расстреляли?
- Нет – ухмылка призрака не предвещала ничего хорошего – тебе бы вспороли живот, и ты, ходя вокруг жертвенного камня, измерил бы длину своих кишок. Как насильник и детоубийца.
- Зачем такие зверства… - воздуха становилось все меньше.
- Это я хочу тебя спросить - зачем? Просто – зачем? Зачем такое зверство? Власть? Над кем? Над горсткой отморозков? Авторитет? В чьих глазах? Счастье, то каким ты его видишь, будь оно хоть сто раз извращенным в моих глазах? Знал я одного такого счастьелюбца за счет других. Этот шакал был моим предком. Живи.
Злая боль отпустила Грега. Он начал жадно воздух, перед глазами все плыло.
- Живи. Видел я твою «жену». С такой «женой» у тебя никогда не будет потомков, которые прострадают двести лет из-за твоего поступка. Твой род пресечется на тебе… Но знай - КАЖДЫЙ раз, КАЖДЫЙ, когда желая счатья себе ли, своему "капитану" ли, своему ли любовнику, "ища гармонию" и прочие бредни - ты попрешься на новую войну, и я вдруг узнаю, что ты навредил женщине или ребенку, или мог спасти, а не спас - тебе буду являться Я. Я буду стоять у твоего изголовья, я буду пытаться достучаться до твоей совести, той самой, которую тебе не помешало бы поискать в себе. СОВЕСТЬ, а не "гармонию". И ничем ты меня от себя не погонишь - ни алкоголем, ни наркотиками, ни ментоскопиями, тебя скинут с должности, от тебя отвернутся твои друзья и любовники, я не успокоюсь, пока не сведу тебя с ума. Так было, есть и будет пока светит Синяя Звезда над моей головой! Я все сказал.
С этими словами призрак растаял, а Грег еще долго стоял в оцепенении, ни в силах даже нагнуться за топором.
- Прямой Дороги тебе....
- Прямой Дороги.....
-
-
01.11.2010 в 09:15-
-
01.11.2010 в 12:04неожиданно видеть себя в авторах)
я текст-то целиком только здесь и прочитала)
-
-
01.11.2010 в 12:19Так получилось...
-
-
01.11.2010 в 12:20Не надо было, наверно, делать трилогию.
-
-
08.11.2010 в 01:37